В Тар-Кахоле приближался Зимний праздник. Его отмечали на сороковой день после первого снега. Когда ночи становились длиннее, когда света оставалось совсем мало, жители столицы зажигали ручные фонари и выставляли их на подоконники, вешали стеклянные фигурки на окна и крепили маленькие свечи на искусственные деревца, которые создавали особые мастера, состязаясь в совершенстве формы. Кто-то стремился сделать очертания ветвей и ствол совершенно похожими на настоящие деревья, кто-то, напротив, предпочитал удивительные формы и цвета, лишь при хорошем воображении напоминающие деревья.
— А где здесь… зимнее дерево? — сердито спросил Тьер, оглядывая булочнуюю, когда до Зимнего праздника оставался дигет, а Унимо, очевидно, не собирался ничего предпринимать, чтобы эстетически приобщиться к празднованию.
— Не знаю, — пожал плечами смотритель. И удивился: — А ты что, любишь Зимний праздник?
Тьер нахмурился.
— Люблю, — мрачно сообщил он. — С детства, когда в этот день было так легко раздобыть бесплатные угощения. И бродячих артистов никто не прогонял на холод… Но нет так нет, забудь.
На следующий день Унимо отправился на главный рынок Тар-Кахола. Торговая площадь между Ратушей и Трактирной стороной оживала к Зимнему празднику: горожане присматривали подарки и охотно отзывались на крики торговцев: «Самые тонкие, самые тёплые ткани Горной стороны!.. Кофе! Лучший синтийский кофе!.. Яблочный сыр к празднику! Самый ароматный! С орехами, с лавандой, с корицей!» И, конечно, целый переулок был занят деревцами, фонариками и другими украшениями.
Унимо долго ходил между рядами, стараясь не вставать на пути снующих повсюду детей с ярко-красными леденцами и деревянными трещотками и не привлекать внимание торговцев настолько, чтобы они начали нахваливать ему свой товар. Иначе придётся улыбаться, кивать и обманывать надежды — все эти раздражающие мелочи.
Он никогда не покупал дерево к Зимнему празднику — и даже не думал, что когда-нибудь будет это делать. В детстве это делал отец, а он, Унимо, только смотрел свысока на предпраздничную суету. Хотя зажигать крохотные свечи на дереве Зимнего праздника никогда не отказывался.
Теперь никто не заставлял Унимо радоваться, никто не спрашивал у него, отнимая драгоценное время, какого цвета фонарики поставить в его комнате, никто не пробивался раз за разом через презрительное «мне всё равно», никто не дарил ему рисунки снежинок или звёзд — как дочка Мицы. Он ни для кого не должен был выглядеть счастливым — и это было немного похоже на счастье. Холодное, зимнее, тронутое инеем.
В итоге Унимо принёс и поставил на стол деревце, тонко вылепленные ветви которого напоминали картины мастеров неореализма, но при этом были ярко-красного цвета.
— Как тебе? — спросил смотритель, выкладывая на стойку булочной коробки со стеклянными украшениями, фонариками и свечами.
Тьер, который, как обычно солнечным днём, задёрнул все шторы, зажёг лампу и устроился на полу с книгой, удивлённо застыл, смотря не на красное деревце — на Унимо. Насмотревшись, он фыркнул и вернулся к чтению.
— Ну, не хочешь, не надо, — сказал Унимо, сдвигая украшения, чтобы смолоть кофе.
Смотритель успел сварить кофе, когда Тьер встал и лениво подошёл к стойке. Он доставал и разглядывал фигурки из стекла.
— Раз ты уже это всё купил, — протянул Бессмертный, — не выкидывать же.
Унимо усмехнулся:
— Да, было бы глупо.
Тьер привязывал к фигуркам тонкие серебристые нити и развешивал их на окнах: стеклянные ласточки, звёзды, парусники, колокольчики занимали свои места. Он забрался на табурет и увлечённо пристраивал на одном из окон фигурки закрученных спиралью ракушек и перьев с тонким узором бородок на белом стекле, когда почувствовал затылком взгляд Мастера Реальнейшего. Не сумев вздохнуть, Тьер ухватился за плотные занавески, чтобы не упасть. Он не мог обернуться, но осторожно покосился на окно: ракушки и перья, словно на ловце снов, ну конечно!
— Я сейчас уберу их… — предложил Тьер стене перед своим носом.
Стена не отвечала.
За окнами пошёл снег. Пух и перья космических птиц.
— Оставь, красиво ведь, — тихо сказал Унимо и высыпал на стойку маленькие свечи для красного дерева. На их мягкий восковой стук Тьер решился обернуться.
Вечерние прохожие за окнами тоже оборачивались: смотрели на заботливо подвешенные искусные фигурки, на свет разноцветных фонариков.