Дойдя до лужайки, где стояли те три здания, мы не обнаружили никаких изменений, за исключением одного. Двери первых двух строений были заперты, но третья оказалась открыта; вспомнив о Ведьме из Башни, я глубоко задумался над тем, не она ли отперла дверь. Я заглянул внутрь, ибо сейчас этому ничто не препятствовало, и перед моими глазами предстал чертог, убранный для богатого пиршества; на столе стояла посуда из чеканного золота, образцы каковой я оттуда привез и показывал вам в своем доме на Стрейд-Стрит. Там были подносы и большие блюда, и кувшины, и кубки, и все такое желтое и сверкающее, что у меня даже пальцы заболели и стали зудеть от алчности. Глупо было с моей стороны так стремиться в ту минуту завладеть золотом: какая польза была мне от богатств на острове, где нечего купить и некому продать, помимо сгорбленной карги и заросшего волосами человека?
На одном блюде лежала кабанья голова, на другом жареный лебедь, и были там многие другие богатые мясные кушанья, и прекрасное желе, и разнообразные фрукты, напомнившие мне рассказы о тех яствах, какими ежегодно угощались лорд-мэр Лондона и его олдермены в девятый день ноября[14].
Сатана также поглядел на те роскошества и, не откладывая дела в долгий ящик, вбежал внутрь и отведал пирога с мясом; поскольку ничего дурного с ним не приключилось, я отбросил все опасения и последовал за ним, ибо много дней не ел горячую пищу и банкет тот меня донельзя прельщал.
Смело войдя, я потянулся для начала к прекрасному персику; однако же, когда я коснулся его, фрукт рассыпался в пыль под моими пальцами, и в то же время дверь позади меня быстро и с глухим стуком захлопнулась и я очутился в непроглядной темноте, где лишь глаза Сатаны заменяли лампу. Воздух вокруг, на первых порах сладостный и чистый, сделался спертым и тлетворным, и громадная тяжесть сдавила мне грудь, так что стало трудно дышать, и я стоял в темноте, решив, что пришел мой последний час, и одновременно раздумывал, не пора ли мне встряхнуться и попытаться все же спастись. Я собрал все свои силы и старался дышать редко и через ноздри; рядом со мной жалобно завывал кот Сатана. Я царапал стены руками, но твердый безжалостный камень не поддавался; тщетно пытался я найти дверь, что захлопнулась и отрезала нас от света, ибо в том чертоге не было окон, одна темнота, черная и бесконечная.
Густой тошнотворный воздух становился все более спертым; глаза горели и, чудилось, готовы были вылезти из орбит, язык распух во рту и казался потрескавшимся и сухим, как кусок копченого мяса, руки и ноги отяжелели и едва двигались, большая вена колотилась на лбу, точно стрелка на нюренбергских часах[15]. Я боялся молиться, ибо спертый воздух мог проникнуть мне в рот и задушить меня еще быстрее. Сатана, кот, перестал выть, зеленый свет в его глазах угас и, дотронувшись до него ногой, я ощутил, что он был холодным и безжизненным, как свинец. Стояла тишина, лишь в голове у меня шумело и негромко шипел гнилостный газ, исходивший откуда-то из-под ног. Внезапно тишину разорвал долгий пронзительный смех, зловещий и дьявольский, и затем прозвучал снова и снова. Я оставил все попытки спастись бегством и стоял неподвижно, внимательно прислушиваясь, дабы определить источник сего взрыва веселья. Смех звучал в некотором отдалении и вскоре прекратился, после чего пронзительный голос разразился отрывистой песней, хихикая и распевая слова на каком-то неведомом языке.
«Вероятно, это кто-то снаружи, в саду, — подумал я, — скорее всего, Ведьма из Башни». И я решил, что задушу ее собственными руками, ежели переживу этот час, задушу без дальнейших слов либо вопросов.
Подобные мысли галопом мчались у меня в мозгу, и в то же время я утопал, медленно погружаясь все глубже и глубже. Мое сердце все еще билось, и на удивление громко, но тело обмякло и обессилело; я пошатывался, раскачивался, ибо не мог более дышать, голова же шла кругом, точно колесо повозки; затем я упал и, падая, схватился за резной каменный выступ, каковой выдавался из стены на несколько дюймов. Да, я помню это падение и чувство окончательной гибели, что ему сопутствовало; отчетливо припоминаю, как я пылко ухватился за тот трижды благословенный каменный выступ, что на миг остановил мое падение, и как резьба и камень сдвинулись под моей рукой, образовав расщелину в стене, и как за нею прорезало мрак узкое лезвие света и миллионы крошечных пылинок весело затанцевали в том луче меж щелью и плитами пола.
Камень, за каковой я держался, двигался свободно, поскольку известка вокруг него пришла в негодность; прохладный поток воздуха играл на моем лице, возвращая мне храбрость, и я натужно и упорно тянул и толкал тот ниспосланный небесами камень, и наконец он упал на землю снаружи палаты, а дневной свет и благословенный Господень воздух ворвались внутрь, словно два ангела в своей славе.
14
…
15
…