Девушка тихонько подсмеивалась над ним:
— Ну же, Мариус, вы «хоть р-разок» стреляли из винтовки? Получалось? Не осрамитесь перед солдатами? Они ведь на вас смотрят.
— Я, мадемуазель!.. Вы что, надсмехаетесь надо мной? Спрашивать, умеет ли Мариус, лучший охотник на побережье, обращаться с ружьем?! В Тулоне моя двухразка была грозной futifus…
— Ваша двухразка?..
— Во Фракции у вас говорят двустволка. А мы в Провансе называем ее двухразкой…
— Ну ладно!.. А что такое фютифюс?
— Это малоежки… птички, которые по вечерам возвращаются из Ла-Волет, куда они летают поесть… Мы, тулонцы, поджидаем их у Итальянских ворот на крепостном валу на заходе солнца… И пах! пах! пах!.. Ей-ей, из двухразок мы их сбиваем тысячами!
— Бог мой! Так, значит, уничтожая пташек, вы учитесь стрелять?..
— Ну да-а!..
— Бедные птицы!..
— Там и других хватает… В Провансе много диких птиц… Потому там все и занимаются охотой!..
— Не может быть!
— Ну почему же! У нас там из крупной дичи водятся ложная полуцесарка, полуцесарка, просто цесарка…
— Ну, хватит, хватит… А еще какие?
— А потом еще всякие зверьки… Большая, большая… Фаронский lèbre…
— Лебр?..
— Во Франции их называют иначе — lièvres, зайцы, да?
— Значит, там у вас есть…
— К-конеч-чно!
— И вы видели хоть одного?
— Еще бы!
— И вы его не убили?
— Да дело вот в чем. Я нес двухразку под мышкой… и не успел ее вскинуть… Рас-стерялся… Но ведь заяц-то бежал очень быстро…
— Ну и шутник же вы, дружок! Не видели вы фаронского зайца. Знаете почему? Каждый год муниципалитет Тулона выделяет фонды, и зверьков красят в зеленый цвет, чтобы охотники не видели! Должна вам сказать, что это дорого обходится. Вот так-то, друг мой!
Мариус от удивления разинул рот, не зная, как реагировать на великолепную выдумку. Его спасло только то, что началась отвлекающая атака. Свист пуль. Буханье пушек. Стрекот пулеметов.
Вдали показались ряды стрелков, продвигавшихся перебежками. Они уже подходили к оборонительной линии. Испанцы попались в силки, расставленные Масео. Думая, что началось общее наступление, они вышли за пределы укрепленной полосы, решив зайти мамбисес с тыла и открыть по ним огонь с двух сторон.
Там-то и поджидал противника мужественный генерал. Приказав кавалеристам быть наготове, он еще до сигнала атаки велел пехоте открыть огонь. Первый выстрел раздался со стороны стоявших группкой санитаров. То был Мариус. Увидев офицера, ехавшего на великолепном белом жеребце во главе испанских войск, провансалец прицелился и выстрелил в коня, находившегося шагах в ста от него. Ко всеобщему удивлению, животное встало на дыбы и вместе со всадником рухнуло. Чрезвычайно гордый содеянным, Мариус окинул взглядом победителя ошеломленную Фрикет и заорал во всю глотку:
— Ну что, мадемуазель, теперь в-видите, что стрельба по птичкам дает хорошую выучку? Никаких с-случ-чайностей! Щас я еще покажу! Вот так-то!
И храбрый моряк действительно открыл бешеную стрельбу. Он орал, рычал, поливал врага непотребной руганью, но сохранял полное хладнокровие истинного провансальца, которые лишь на первый взгляд кажутся излишне горячими.
Кубинцы шли все вперед и вперед, хотя и несли тяжелые потери. Из-за присущей испанцам храбрости бой становился все ожесточеннее. Придя в себя, они стали отвечать ударом на удар и, вернувшись в укрытия, в конце концов остановили оба отряда Масео. Форты стали похожи на действующие вулканы, огонь косил повстанцев. Ужасное зрелище!
Масео пришел в ярость, увидев, как гибнут его лучшие воины. Но есть же средство прорваться за линию укреплений, где скрывались защитники дороги?
— Пушки!.. Пушки вперед! — крикнул он зычно.
Тут же появились два странных орудия, похоже, американского производства. Одно из них оказалось совсем близко от группы санитаров.
— Ну и пушки! — сказал Мариус, обращаясь к Фрикет, которая даже во время кровавого боя сохраняла удивительное спокойствие.