Пришел Павел Федотыч. Он прочитал записи в дневнике, сделал на полях заметки красным карандашом и сказал:
— Ну вот. А теперь мы начнем экзамен. У нас есть шесть нутрий. Эту пару мы оставим тут, в крытом домике, и будем давать им еды, а четырех штук пустим в заросли тростника. Посмотрим, сумеют ли они сами добывать себе пищу и как справятся с зимними морозами.
— Хорошо, Павел Федотыч, — сказал Матвейка.
— А, ты все-таки здесь! — удивился Павел Федотыч. По правде сказать, я думал, тебе уж надоело. Ну, смотри если хочешь научиться работать с зверями, то надо держать ухо востро. Смотри, не пугай их, не надоедай. Старайся следить за ними так, чтобы тебе виден был каждый их шаг, а они бы тебя не замечали.
Жует долго-долго, как старик.
— Да я же… Павел Федотыч… — Матвейка хотел сказать очень много, но захлебнулся от радости, закашлялся и только пропищал тоненьким голосом: — Вот увидите…
— Ну-ну! Я же говорю, что ты толковый хлопец.
IV
Выпал снег. По ночам бассейн с водой стал покрываться льдом. Но днем, как только пригревало солнце, лёд растаивал. Нутрии купались в ледяной воде, а потом забирались в домик и целыми днями спали.
Нашего коипу теперь все звали «Отцом», а самка называлась «Голубая». Они отлично устроили свое гнездышко.
Люди взяли на себя заботу доставлять им свеклу, люцерное сено и зерно. Нутриям оставалось только есть, купаться, спать и видеть во сне горячее южноамериканское солнце.
Раз в десять дней крышка домика поднималась. Домик чистили и меняли подстилку. Пушистых зверей сажали на весы и взвешивали.
— Ого, еще прибавил! — радовались Софья Ивановна и Матвейка. — Отец уже больше полпуда весит.
В середине февраля ударили сильные морозы. Перед этим несколько дней шел снег с дождем, и теперь сучки деревьев, бурьяны и тростники оделись ледяными сосульками. При сильных порывах ветра они звенели, как стеклянные подвески.
Звери совсем перестали выходить из домика. Им даже есть не хотелось. Кусочки бурака валились у них из рук. Они ежились от холода и прижимали голые лапки к теплому меху.
Один раз вечером Матвейка с Петром нашли на снегу следы голых лапок. Похоже было, что по снегу прошел какой-то четырехногий гусь. Передние лапки оставляли следы тонких пальцев, а задние — следы перепонок.
Петро пошел по следу, и скоро они наткнулись в камыше на нутрию. Это была, одна из четырех, выпущенных на волю. Она сильно исхудала от жизни среди незнакомого холодного снега. Там, на родине, ей не нужно было теплого жилища. Единственно, что она делала там, это нагрызала тонких тростинок и устилала ими неглубокую яму. Вот такую же лежку нутрия сделала себе и тут. Но разве это годилось на, Украине, когда морозы доходили до двадцати пяти градусов?
Увидев Петра, исхудалый и промерзший зверек заковылял на пруд. Должно быть, он хотел по старой привычке нырнуть в воду. Но как же он растерялся, когда вода оказалась твердой, как камень!
Нутрия беспомощно понюхала твердую воду, полизала ее языком и осторожно стала пробираться дальше. Ноги у нее растекались на гладком льду, не слушались ее. Вся она была такая неуклюжая и неповоротливая, что Петро расхохотался. А Матвейка обиделся за нутрию.
— Ну, чего ты гогочешь? Тебя бы разуть да пустить вот так, босиком. Думаешь, сладко ей, да? Давай поймаем ее и отнесем Софье Ивановне.
— Ну вот, как же мы ее поймаем?
— Да тут же, на льду. Она ведь не может бежать.
— Нет, я не про то, а что Павел Федотыч ругаться будет. Скажет: опыт портим.
— Ну и пускай ругается, я все равно поймаю.
Нутрия совсем перепугалась. Она бросилась было бежать, но упала. Встала, пробежала немножко и опять поскользнулась. Тут ее и настиг Матвейка.
— Эх ты! Дядько Петро, гляди-ка: кровь!
Петро подошел и на том месте, где билась нутрия, увидел красные следы. Сама нутрия больше не пыталась убежать Она лежала на боку и только яростно скрежетала зубами. Голые перепончатые лапы ее распухли, хвост был толстый, как палка, и весь в болячках.
Петро потоптался на месте и крякнул. Он хотел подпить обмороженного зверька и не знал, за какое место его можно взять. Тут Матвейка снял с себя полушубок, накрыл им нутрию и так, в полушубке, и унес ее к Софье Ивановне.