А такие черты как приветливость, мягкость, отзывчивость, оптимистичность? Да, они очень свойственны сингалам. Но ведь и эти черты не являются в остальном мире монополией прекрасного пола!
Сингалы, впрочем, как и сингалки, удивительно красивы. Уточним, красивы с точки зрения индоевропейских норм (у монголов, малайцев, негров свои варианты, свои каноны красоты и нормы прелести). Как часто, желая похвалить лицо, мы называем его древнеримским или древнегреческим. А сколько угодно римских носов и греческих лбов можно найти у ныне здравствующих сингалов.
Ни в одной стране мне не приходилось любоваться таким количеством лиц, применять мысленно столько определений «красавец», «красавица», как на Цейлоне. Буро-бронзовая кожа, угольно-черные волосы, живые жгуче черные глаза, восприимчивые умные лица, на которых написана такая готовность выслушать и понять собеседника…
Впрочем, не всегда легко сразу понять друг друга.
Рассказываю сингальскому учителю математики о полете на ТУ-104. Я не тверд в английской речи и поэтому особенно внимательно слежу за лицом собеседника: все ли ему понятно? А он с чарующе понимающей улыбкой после каждой фразы отрицательно качает головой! Нет, пожалуй, даже не отрицательно: вправо — влево движется один подбородок. Так у нас делают, когда хотят сказать: «ай-ай-яй, как не стыдно». Но сияющее белозубое лицо при этом выражает согласие, удивление, радость.
Вспоминаю, что где-то читал об этом жесте: такое покачивание головы означает совсем не отрицание. Напротив, это согласие — утвердительный жест.
Директор школы кому-то машет рукой, как у нас машут на прощание. В ответ на этот жест к нему подбегает ученик. Оказывается, и махание рукой совсем не прощальное, так подзывают к себе: ладонь как бы подгребает приглашаемого подойти ближе.
И эту особенность жестикуляции мы поняли далеко не сразу. Задним числом смутились: сколько раз, уезжая из очередных колледжей или с предприятий, мы приветливо по-русски махали руками провожавшим нас хозяевам (они на прощание поднимали руку вверх как при салюте). И, вероятно, у многих цейлонцев возникла мысль о странности русского обычая: уезжая, звать с собою вдогонку.
Еще Индия порадовала нас после Кабула свободой и достоинством, с каким держатся ее женщины. Не менее радовало это же и в женщинах Цейлона. Гордые, спокойные, с открытыми умными лицами, величавые, как статуи в античных тогах. Юбка типа индийского сари, декорирующая фигуру до пят, может быть, и стесняет движения, но превращает любую, даже миниатюрную девушку чуть не в богиню. Обнаженный пояс воспринимается как органическая и притом красивая деталь туалета. Но главное — это перекличка, созвучие красок. И всего-то два-три цвета: у коротенькой кофты — лифа, у тоги — юбки да еще иногда у полупрозрачного капронового шарфа, усыпанного звездными блестками. Но каждая женщина и девушка умеет отыскать и подобрать свои неповторимые сочетания этих тонов и еще больше хорошеет, сама превращается в произведение искусства.
Мне, как географу, довелось прочитать немало книг о Цейлоне, и я знал, что этот остров — страна изумительных бабочек, прекрасных птиц, ярких цветов и драгоценных камней. Но теперь мы увидели, что географы скрыли от нас главную из красот Цейлона — красоту его женщин и их одеяний.
КОЛОМБО
Название «Коломбо» — в переводе «голубь» — так легко связывать с периодом португальского господства на Цейлоне, что немало авторов пишет с самоуверенной прямотой: город назван так португальцами в честь… мореплавателя Колумба.
Однако город Каламбу (как, кстати, и теперь произносят имя своей столицы многие сингалы) упоминал уже арабский путешественник Ибн-Батута, который посетил Цейлон еще в 1340 году, то есть более чем за 150 лет до открытия Колумбом Америки. А от «Каламбу» недалеко и до «Калан-Буа», второго названия реки Келани- Ганга, протекающей через столицу Цейлона.
Большинство писавших о Коломбо начинало, его портрет с морского порта, куда подходили корабли, и с территории старого форта — теперешнего правительственного и делового центра столицы, который примыкает к порту. Но мы не приплыли, а прилетели в Коломбо, поэтому на пути от загородного аэродрома Ратмалана нам открылись сначала совсем не порт и не форт, не «сити» и не отели, а кокосовые лесосады с косыми стволами вперекрест, пригородные коттеджи Маунт-Лавинии и длинное шоссе-проспект, ведущее к Коломбо с юга, от города Галле. В английском произношении Галле давно превратилось в Голль, поэтому и улица называется Голль-роуд — «Голльское шоссе».