Улица эта не набережная, но она проложена так параллельно и близко к берегу, что океан чувствуется и местами виден за ближайшими кварталами садов и зданий. Дома в один-два-три этажа, множество мелких магазинов с громкими вывесками, вроде «Салон королевы» или «Дом льва», кинотеатры, коттеджи богачей, изредка многоквартирные стандартные жилые дома для цейлонской интеллигенции, католические и англиканские церкви, вывески довольно неожиданного характера, вроде «Библейского общества».
По улице лихо мчатся в левосторонних потоках огненно-красные двухэтажные автобусы и вереницы автомобилей (их в Коломбо много — по одному на каждые десять жителей). Но тут же снуют бесстрашные велосипедисты и трусят горбатые бычки — зебу, запряженные в булоккары — особые двуколки-фургоны.
А вот и другие двуколки — они запряжены людьми. В Дели мы видели только мото- и велорикш. В Коломбо все рикши пешие. Изможденный старик везет двуколку, в которой развалился откормленный четырнадцатилетний барчук. Сухой долговязый юноша лет двадцати везет целую семью сингалов — папу, маму и двух ребятишек. На стоянках рикши усердно приглашают пешеходов в свои экипажи. Многие не прочь и позировать для фотографирования, конечно, в надежде на «бакшиш» — этим универсальным термином тут объединяются все виды чаевых, подачек и взяток.
Мимо громоздкого, но, говорят, самого фешенебельного отеля Голль-Фэйс внезапно выезжаем на обширную длинную площадь, простершуюся вдоль берега океана. Это даже не площадь, а просто газон, по которому, S-образно изгибаясь, бежит на север, к порту и форту, продолжение Голльского шоссе. Газон совсем как в Дели.
Это гордость Коломбо, его знаменитая эспланада Голль-Фэйс («Голльский фасад» столицы). Отсюда и имя отеля.
Как странно: пустая площадка, пустой газон и никакого особого архитектурного ансамбля. И сколько, однако, прелести, сколько воздуха и простора приносит в Коломбо самое существование Голль-Фэйса! Только здесь чувствуешь, как «всею грудью» открыт город к океану: на горизонте отсюда всегда видны океанские корабли, ожидающие на рейде своей очереди войти в порт.
Эрнст Геккель видел, как Голль-Фэйс второй половины прошлого века был местом вечерних променадов самой элегантной знати Коломбо: молодые джентльмены красовались верхом, дамы в экипажах. Это был смотр туалетов, соревнование в умении украсить себя цветами. Теперь по плавно изогнутой, как знак интеграла, асфальтовой магистрали Голль-Фэйса мчатся только автомобили, и лишь над самым прибоем проложена каменная набережная, которая и сейчас манит людей дышать — с одной стороны простором моря, с другой — раздольем широкого газонного луга.
У северного конца «эспланады» — мост через канал, соединяющий с океаном большую лагуну, за каналом — «форт». Португальцы построили его тут в 1517 году, но стены его давно уже срыты. С точки зрения тогдашней стратегии колонизаторов крепость была расположена отлично: она занимала выдающийся мыс Юпитера, массив которого наподобие острова обособлен лагуной и протоками из нее. Протоки теперь превращены в благоустроенные каналы, а изгиб берега к северу от форта преображен с помощью мощных волноломов в большую искусственную гавань.
Форт встречает нас вполне европейскими зданиями парламента и секретариата. Перед парламентом недавно открыт памятник первому премьер-министру независимого Цейлона — Сенанаяке.
Можно по-разному судить о скульптурных достоинствах статуи, но сам по себе факт открытия в Коломбо памятника цейлонцу знаменателен. До сих пор здесь знали памятники только британским королям, королевам и генерал-губернаторам. Когда мне доводилось дарить цейлонцам виды Московского университета с изображением памятника Ломоносову, это было у многих предметом немалого удивления:
— Ученому… и вдруг памятник?
В здании парламента краткий визит к премьер-министру. Господин Бандаранаике радушно принимает нашу делегацию, оживленно жестикулируя, говорит о стремлении Цейлона к миру, о дружбе с нашей Страной, о концепции политики нейтрализма, о желательности усиления обмена культурными силами. Премьер-министр рассказывает о своей любви к русской литературе — к Толстому, Достоевскому, Чехову, о своей былой мечте написать эпопею из жизни народов Цейлона, равную по масштабам «Войне и миру»…