Из запоминающихся черт города нельзя не отметить еще одной: удивительно часто расположенных бензозаправочных станций. Они кричат о себе резким сочетанием красного и белого цвета, из которых первый призван привлекать к себе внимание и одновременно символизировать огнеопасность, а второй хорошо подчеркивает царящую на этих станциях поистине амбулаторную чистоту.
По надписям у станций видно, что здесь соревнуются две компании: американская «Колтекс» и английская «Шелл» (в переводе «раковина»). Наш автобус, принадлежащий, видимо, проанглийским хозяевам, всегда заправляется у станций, украшенных изображением ярко-красной створки моллюска-гребешка, то есть у «Шелла».
На перекрестках укреплены знаки, изображающие две босых голых ноги. Это знак перехода улиц для пешеходов. Сейчас на Цейлоне грамотно более трех четвертей населения, а когда-то этот знак явно был рассчитан на неграмотных.
ОЦЕПЕНЕВШИЙ ПОРТ
В порту странное ощущение тишины и пустоты. Уснуло десятка полтора кораблей на рейде. Уснула вода гавани, огражденная четырьмя волноломами. Безлюдно на дебаркадерах, непонятная тишина у длинных и скучных пакгаузов. Как в царстве спящей красавицы, застыли портовые краны.
Неужели порт может так вымереть в обычный обеденный перерыв?
Сопровождающий быстро поясняет в чем дело: порт бастует. Рабочие конфликтуют с хозяевами. Штрейкбрехеров не находится.
Морской транспорт — один из немногих решающих рычагов, с помощью которого англичане все еще контролируют экономику Цейлона. Решающих, ибо цейлонцы ввозят 50 % потребного им риса (это при таких-то неосвоенных просторах «целинно-залежных джунглей»!). Решающих, так как вся жизнь Цейлона — в экспорте чая, кокосовых продуктов и каучука — живая иллюстрация к тезису об однобокости колониального хозяйства. Цейлон для англичан был незастекленной теплицей — давал им плоды тропической природы, и какое дело было белым колонизаторам до пропорций в хозяйстве, до проблем самоснабжения и благополучия темнокожих людей острова…
Впрочем, теперь не всегда можно назвать роль англичан решающей и во внешней торговле. Вот яркий пример.
Британцы и американцы понизили цены на каучук, ссылаясь на рост производства синтетической резины. На грань катастрофы была поставлена одна из важнейших отраслей цейлонского земледелия — ведь каучук: кормит здесь сотни тысяч людей.
И помощь пришла — не с европейского северо-запада, а с азиатского северо-востока. Народный Китай согласился закупать цейлонский каучук в обмен на нужный островитянам рис. Но ведь этим нарушалась англо-американская блокада свободного Китая? Тогда английские судовладельцы получили запрет перевозить каучук в Китай и рис из Китая…
И все-таки блокада не оказалась решающей. Помочь Цейлону и Китаю вызвались друзья из народно-демократической Польши: они предоставили свои суда для перевозок и сорвали бойкот, организованный колонизаторами.
Идем по безлюдным, но загруженным всякими товарами складам. Целые пакгаузы копры — мякоти кокосового ореха. Бидоны и бутылки кокосового масла. Ящики чая — необозримыми штабелями. Ящики каучуковых полуфабрикатов. Ведь Цейлон для Англии и США лишь сырьевая база.
А вот и предметы импорта. Целые дома из нагроможденных один на другой ящиков с маркой «Роттердам». Что же за товар плыл сюда в таком количестве из далекой Голландии? Оказывается, картошка! Немудрено, что этот «фрукт» становится на Цейлоне дорогим, как золотые яблочки.
СЕВЕР КОЛОМБО
За мостом через канал начинается Петта. Эти кварталы в отличие от европеизированного «форта» Сити англичане любили называть Черным городом. Здесь теснее улочки, мельче лавчонки, больше щедрости красок, свойственных восточным базарам, больше и бедноты на улицах. Бедноты, но не черноты. Цвет кожи у людей любых кварталов Коломбо теперь одинаково темен — европейцев остались считанные единицы. Привыкнув к абсолютному преобладанию темнокожих людей на улицах и уже считая, что это нисколько не удивительно, мы, напротив, вскоре стали удивляться встречам с европейцами, и сколько раз было так, что кто-нибудь кричал, глядя из окна автобуса: «Смотрите, смотрите, европеец!»
И не мудрено. На всем Цейлоне сейчас насчитывается лишь 7000 постоянно живущих белых — это всего в 10 раз больше, чем на острове осталось слонов. А встречая рабочего слона на дороге, мы тоже всегда кричали: «Смотрите, смотрите, слон!»