Время идет — уже пять часов, «файв-о-клок», то есть срок обязательного вечернего чая. И снова чаепитие в кругу учителей школы, снова речи хозяев и гостей.
Но мало того, мы идем в зрительный зал. Школьницы дают нам настоящий концерт, уже не учебный, не в белых «будничных» платьях, а в ярких национальных костюмах.
Концерт закончился совсем неожиданно. Правда, нас еще в Москве предупреждали, что нам, вероятно, придется в ответ демонстрировать и наше советское искусство, и мы даже пытались репетировать «Катюшу» и «Подмосковные вечера», хотя мы никакие не певцы и у нас мало что получалось…
И все-таки пришлось выходить на сцену и, попросив о снисхождении (ведь мы же не артисты, а геологи, географы, ботаники, педагоги), петь под цейлонским небом и «Широка страна моя родная», и верную «Катюшу», и «Веселый ветер»… Пели, мягко скажем, так себе, вкривь и вкось, и все же были рады и горды, что несем с собой не только рассказы о нашей стране, но и живые примеры ее радости и отдыха — ее любимые песни…
И снова автографы, значки, сувениры… Нет, видимо, придется подчиняться Тсамотсераму. Разве можно уклониться от намеченной программы, если нас так встречают, готовят для нас такие концерты? Мы не удивимся теперь, если в каждом новом колледже нас будут ждать все новые и новые впечатления.
У ЧЛЕНА ПАРЛАМЕНТА
В отель заезжаем не более чем на полчаса — принять душ и переодеться. В 19.30 нас уже ждет автобус, ибо, в 20 часов назначен следующий прием, диннер, буквально — обед, а в сущности — ужин, который дает нашей делегации один из членов парламента.
Загородное бёнгалоу с мозаичными стенами из дикого камня. Звуки радиолы, исполняющей к нашему приезду шаляпинские пластинки.
Раскрытые незастекленные окна, огромные неустанно вертящиеся вентиляторы, занимающие центральное место на потолке каждой комнаты, где надо бы быть люстре. Дорогая мебель — мягкие кресла, банкетки… Две-три картинки на библейские темы. Обстановка богатая и неуютная. Временный дачный стиль. Никаких привычных нам фундаментальных книжных шкафов, больших домашних библиотек. Стоит легонькая этажерочка, на ней стопка в два десятка случайных книжек. Позднее мы видели всего два дома, владельцы которых имели крупные стеллажи с книгами. Это были квартиры лидеров двух влиятельных партий.
За роялем пианистка-сингалка. Говорит о своей любви к Чайковскому, Шопену, Бетховену. Еще несколько сингалов в европейских костюмах — они исполняют под ее аккомпанемент национальные песни, темпераментные и запоминающиеся. Некоторые из них сопровождаются плясками: один из мужчин совершает гориллоподобные телодвижения — это должно изображать танец злого духа.
Пианистка начинает «Серенаду» Шуберта, и в ее исполнение включается, сразу несколько голосов: поют и сингалы и гости — члены советской делегации. Это ли не чудесное скрещение и единение культур? Каждый из нас пел на своем языке, но немецкая музыка Шуберта объединяла и сингалов и русских.
Нас приглашают к столу, но стол не сервирован в привычном для нас смысле, около него не поставлены стулья. Это широко распространенный на западе стиль приемов а-ля-фуршет, своего рода самообслуживание. Нам раздают тарелки, ложки и вилки, мы сами набираем себе еду из разных блюд, опять стараясь найти менее перченую. С полными тарелками расходимся по комнатам и присаживаемся кто-где. Сами хозяева бойко едят, устроив тарелки на собственных коленях. Нам как-то удобнее примащивать свои блюда хоть на чем-нибудь повыше — используем для этого кто тумбочку, кто подоконник.
Замечаем, что устроители нашей поездки ввели в расписание даже смену меню. День за днем — и нам будет продемонстрирован весь ассортимент тропических и экваториальных плодов. Мы еще не ели дынь с дынного дерева — папай. Значит, нас сегодня кормят папаями. Они совсем как настоящие дыньки средних размеров, их надо также, резать вдоль, пополам и так же выбрасывать срединную требуху с семенами. Только семена у папай не дынные, а напоминают скорее черно-зеленый горошек.
О вкусе папай рассказать нетрудно — он близок к дыне, но немножко отдает тыквой. Лучше оперировать сравнением: папая хуже нашей лучшей дыни, но лучше нашей худшей. Из папай делают приятные кремы, кисели и компоты…
А вот как рассказать о манго, об этом волшебном плоде тропических стран? «Древо манго» по виду сошло бы и за крупнолистный лавр и за магнолию. Плоды на вид вовсе непрезентабельные — расплющенные зеленые огурцы. Но под невзрачной кожицей налита, переполнена соком солнечно-оранжевая мякоть. А вкус?.. Но нет же в русском языке слова, определяющего этот вкус, кроме как «вкус манго». Назвать вкус, как и цвет, солнечным и оранжевым? Сказать, что в нем есть нечто от ананаса и нечто от абрикоса, оттенок вкуса земляники и сочность персика? Вот, пожалуй, о персике вспоминаешь скорее всего, когда манго тает во рту и дотаивает до мохнатой влажно волокнистой, как у персика, косточки, только странно изогнуто-расплющенной…