Группа сингалов на краю рыбацкого поселка готовит нам очередное угощение. Двадцатилетний атлет берет в руки ярко-оранжевый кокосовый орех и ловкими ударами тесака срубает ему сферический сегмент макушки.
Из образовавшегося отверстия можно пить кокосовый сок. Надо ли говорить, с каким интересом мы прильнули каждый к своему ореху-бокалу? Ведь опять-таки столько читано о целительной прохладе и приятном вкусе «кокосового молока». К тому же так недавно нас пленил сбраженный сок кокосовых соцветий, искристо-хмельное тодди…
Бывало очень досадно в чем-то разочаровываться на Цейлоне. Но именно свежий, выпитый прямо из ореха кокосовый сок у большинства из нас не оправдал ожиданий. Замутненная хлопьями копры сладенькая водица куда хуже нашего весеннего березового сока. Да и прохладной этой жидкости быть не от чего! При средней температуре воздуха плюс 26 градусов — откуда взяться холоду хотя бы и в самой сердцевине ореха? Пьем как парное молоко — только в этом с молоком и сходство.
Конечно, когда кругом нет шипучих вод со льда, будешь воспринимать и кокосовый сок как великое благо природы. Потому его так и благословляли путешественники прошлого, да и не только прошлого. Совсем недавно живительной влагой казался этот сок добравшимся до Полинезии пассажирам плота «Кон-Тики». Впрочем, и мы — что кривить душой — снова достаточно хотели пить, так что и эту мутную теплую жидкость старались допить до дна…
Выпив сок, как было не попробовать и копру — белую, упруго плотную мякоть, выстилающую изнутри деревянистый «футляр». Ведь, кроме нее, никакого привычного нам ядра у кокосового ореха нет. Место ядра занято соком, налитым в сферическую, выстланную копрой полость.
Именно эту мякоть строгают на своеобразную крупу, прессуемую потом в виде конфет и халвы, или идущую на изготовление разных пудингов. Из нее же выжимают кокосовое масло.
Копра оказывается вкусной, и ломтик за ломтиком, вырезаемые прямо из ореха, исчезают в наших ртах. Что это? Не то фрукт, не то орех (есть оттенки того и другого), не то, наконец, прессованный сладковатый?сыр повышенной жирности… Кушанье настолько приторно сытное, что мало кто справился за один раз со всей копрой, находившейся в одном орехе.
О СИНГАЛЬСКОМ И ГУЦУЛЬСКОМ
Неожиданное чувство: при всей новизне и невиданности цейлонской природы и людей, здесь все же мало той небывалой экзотической остроты, которая невольно ожидалась от этой поездки.
Деловитая обжитость природы в сочетании с обычным, вполне черноморского вида морем (хотя это и (океан), с прямолинейными песчаными берегами, с обилием асфальтированных дорог и бензозаправочных станций, с нигде не кончающимися населенными пунктами — все это производило впечатление прежде всего (обыденно будничное. Праздничным было только обилие солнца, а густокронные пальмы и красиво цветущие в январе деревья придавали ландшафту лишь оттенок экзотики, не создавая фона.
Но вот и первая дальняя поездка по Цейлону — маршрут на крайний юг, в город и древний порт Галле, как раз в тот, название которого англичане переделали в Голль. Само имя города (от сингальского гала — «гора») говорит о гористости этого побережья, а репутация древнего порта, который до создания искусствен-ной гавани в Коломбо был первым портом Цейлона, Свидетельствует и о том, что тут мы увидим красивую природную бухту.
Ехать в Голль нужно, конечно, по Голль-Роуд, через уже знакомую нам Маунт-Лавинию. И опять впечатление, что Коломбо нигде не кончается. Вдоль всей дороги на юг от города тянется непрерывная вереница зданий, утопающих в пальмовых садах. Только изредка дорожные указатели извещают путников, что начинаются и кончаются числящиеся самостоятельными населенные пункты — Моратува, Панадура, Ваддува…
Автобус мчится. Где-то впереди рядом с шофером мистер Кингсли, в этой поездке наш главный гид, что-то объясняет, но в задней части автобуса нам не слышно. Хорошо, что у меня с собой путеводитель и ряд сделанных еще в Москве выписок — пытаемся быть сами себе гидами. Но что можно разглядеть на скорости 80 километров в час, когда дивный кокосовый лесосад мчится мимо, как в ускоренно провертываемом кинофильме?
Мост через огромную, торжественно покойную реку. Испускаем коллективный стон — неужели даже здесь мы не остановимся, не сфотографируем эту зеркальную гладь в раме из пальмовых крон и стволов? Нет, автобус останавливается возле маленькой придорожной дагобы, ослепительно белой, похожей на дорогую игрушку. Скорее бежим и запоем фотографируем величаво полноводную Калу-Гангу с плывущими по ней плотами.