Хорошо еще, что наш Кингсли уважает показ промышленных предприятий, а то не видать бы нам и этой остановки у печи по обжигу извести. Наши геологи немедленно побежали к наиболее крупным карьерам и уже через пять минут, к удивлению Кингсли притащили к автобусу крупные глыбы коралловых известняков, еще не успевших утратить черт геологической молодости. Как назло, от этой стоянки до моря было не близко, и сфотографировать островки, откромсанные океаном от берега, отсюда не удалось.
Свисток гида, мы снова мчимся, и опять голубеет океан, и вот они уже видны, гнейсовые острова, «щелкаем» их с хода — один, другой, третий.
В один из просветов мелькает и в мгновение скрывается совсем близкий островок с чудесно уцелевшими на нем кокосовыми пальмами. Это он, тот самый, свидетель новейшей геологической катастрофы! Господи, да ведь этот снимок был бы украшением не только книг о Цейлоне — ему место в любой географической хрестоматии, в учебниках геологии!
— Мистер Кингсли! Ведь мы же раз в жизни на Цейлоне, и вы обещали нам остановку у этих скал.
Автобус остановился еще через километр, когда островок с пальмами уже скрылся за соседним мысом.
Из рестхауза нам несут подносы с ледяным оранжадом. Но всем ли нам до питья? Бегом к океану! Ведь тут, у Хиккадувы, к берегу примыкают уже не поднятые, а современные коралловые рифы. Живые кораллы, разве они не мечта любого северянина, читавшего об этом только в книгах о несбыточных путешествиях?
Наши геологи, не сняв одежды и сбросив на ходу лишь обувь, уже бегут по колено в воде туда, к рифам. Едва успеваю за авангардом. Босые ноги хорошо ощущают, что светло-серые плиты, которые мы давно уже видели как бордюр, окаймляющий берега, это совсем не цементированное крепление пляжа: перед нами срезанные прибоем шершавые торцы коралловых «стеблей». Мы проехали десятки километров, видя кораллы и не подозревая этого. Внешне они оказались несравненно невзрачнее, чем ожидалось. А гид и не представлял себе нашего интереса к этим некрасивым серым плитам; он даже не нашел нужным обратить на них внимание гостей.
Хождение босиком по торцам кораллов, хотя и соструганных прибоем, — удовольствие относительное. То и дело встречаются бугорки, шершавые, как наждак, и другие шероховатости, часто с колющими и режущими краями.
Бредем по колено в теплой голубоватой воде. Часть плит смягчена мелкой водорослевой зеленью — по ней босые ноги ступают, как по ласковому бархату. Сквозь воду поверхность рифа становится привлекательнее. У нее есть свой рельеф, какие-то прорытые прибоем уступы, лощины, ярусы. Оступишься с такого уступа — и ты уже по пояс, а то и по шею в воде. Хорошо, что я не поленился раздеться.
Чем глубже, тем менее срезаны, тем ветвистее и белее кораллы — от них уже удается отламывать изящные веточки, забавные рогульки, напоминающие заиндевевшие сучки…
А если замереть и присмотреться, — какая своя, особая жизнь идет на наших глазах в океане. Вот играет стайка крохотных рыбок, окрашенных в звонко синие и зеленые тона; они могли бы поспорить с оперением зимородков. А вот притаился между камнями большой черно-зеленый с лиловатым отливом бугорчатый огурец, пожалуй, по размеру даже кабачок. Это голотурия, то самое животное, которое употребляется в пищу под названием трепангов.
Нами уже овладел азарт — мы ищем и отламываем кораллы, собираем красивые раковины. Успеть больше увидеть и собрать нового!
Шарю руками под водой, ощупываю колко-шершавый уступ кораллового рифа, здесь уже чуть розовеющего. Какая-то промоина, подводный грот. Сую туда руку, шарю и… чувствую острый обжигающий удар по пальцу. Кто-то то ли стрекнул, то ли кольнул непрошенного гостя. Эге, с этим миром шутки плохи! На пальце капля крови, как после укола шприцем. Высасываю, сплевываю. Мало ли какая тварь могла возмутиться моим панибратством с кораллами! Кстати, мы читали о том, что в море тут водятся ядовитые змейки.
По пляжу уже разносится настойчивый свисток Кингсли. Шеф опять торопится. Куда, зачем? Неужели, впервые в жизни попав на коралловые рифы, мы должны расстаться с ними после первых же двадцати минут знакомства?