— Слышишь, кажется, ходят! — сказал испуганный голос. — Ты не спишь, Ильмар?
— Кто ходит?
— «Кто, кто»!.. Зеленый Охотник!
— Балда, — раздался равнодушный ответ.
— Сам балда… Ильмар, а если шторма не будет? Мой барометр иногда пошаливает. Что тогда будем делать?
— Значит, не пойдем.
— Жалко. — Говоривший вздохнул и снова: — Ильмар, а Ильмар. А что, если он нас пришлепнет?
— Отстань, а то не пойду с тобой!
Дверь с противоположной стороны открылась, и строгий старушечий голос спросил:
— Кто же здесь бубнит всю ночь? Опять Арно?
В комнате воцарилась тишина. Уйбо узнал голос Тедер. Стараясь не шуметь, он на цыпочках прошел через спальню и, отворив следом за старушкой дверь, сразу попал в столовую. Тедер, узнав учителя, обрадовалась, повела его к себе в уютную, жарко натопленную комнатушку, захлопотала возле плиты и усадила ужинать.
Помимо своих прочих многочисленных обязанностей, старушка выполняла в интернате работу повара. Расспрашивая Уйбо о его первых впечатлениях о школе, она принялась вязать цветастый шерстяной шарф. Уйбо заинтересовался висевшей на стене фотографией молодого матроса и снимком броненосца. Тедер заметила его взгляд.
— Это мой муж, — сказала она. — В девятьсот четвертом снимался. Он тогда в Цусиме был. Сорок лет на кораблях проплавал.
— Участвовал в Цусимском бою? — удивился учитель.
— Участвовал, — равнодушно ответила старушка. — У Яана и альбом есть, матросы ихние перед боем снимались. Муж придет, пусть уж сам и покажет. Он его пуще глаза бережет.
— Я, по-моему, видел вашего мужа, — задумчиво сказал Уйбо: — худой такой, высокий, настоящий великан. Дрова нес. Недоволен, кажется, чем-то был.
— Он, — подтвердила Тедер. — Он всегда такой. В Кивиранна, откуда Яан родом, все такие. Мы их так и зовем ворчунами. Только великанов настоящих вы еще не видели. Есть тут у нас деревня Тормикюла. Это за Черной горой будет. Вот там великаны живут, это правда. Встретишь такого и перепугаешься с непривычки. Народ даже поговорку сложил: «Тормикюласца и море не задержит— где не проплывет, там пешком перейдет». Вот какие люди в Тормикюла. Увидите еще… Господи, да что же это я заболталась совсем! А вы и не едите. Вот, пожалуйста, сига попробуйте, только вчера муж поймал, вчера и засолил его. — Она пододвинула учителю тарелку с янтарными полупрозрачными кусками рыбы. — Ребане вам уже место, где жить, приготовила, — перевела она разговор, — у мельника Саара. Это на хуторе Вахтрапуу. Десять минут ходу отсюда. А сегодня переночуете в докторском флигеле.
— Там что, кабинет врача?
— Господь с вами, зачем же кабинет врача? Это пустой флигель. Только-только открыли. Там библиотека школьная будет. Раньше, при графе Людвиге, во флигеле доктор жил. Уж, поди, двести лет прошло, а так и зовем— докторский. Вот только случаи, говорят, там бывают, — нехотя добавила она.
Уйбо догадался, что старушка не прочь о чем-то рассказать, но не решается. Он вспомнил разговор мальчиков.
— Уж не о Зеленом ли Охотнике вы хотите сказать?
— Значит, вы уже слышали?
Уйбо улыбнулся. Не поняв улыбки, старуха обиделась.
— Кто его знает, — с неудовольствием проворчала она, — люди говорят, тень Шотландца замок стережет.
Едва Тедер успела произнести последние слова, как потух свет. Комната потонула в непроглядном мраке. Уйбо услышал, как она принялась молча шарить по столу. Послышалось ворчание:
— Да когда же это прекратится, господи!
— Что случилось? — спросил Уйбо, стараясь понять, что она делает.
— Вот так каждую ночь. Как одиннадцать часов, свет отключают. И, как на грех, спички куда-то запропастились…
Засветив наконец коптилку, Тедер повела учителя в докторский флигель, рассказывая ему по пути, что уехавший с самого утра в Сарьякюла учитель Кукк до сих пор еще не вернулся и что, по ее мнению, с Кукком случилась какая-то беда.
— Яан говорил, что сегодня утром на дороге в аэропорт пограничники ловили бандитов, — боязливо сообщила она учителю.
— А что, Сарьякюла на той же дороге? — поинтересовался Уйбо.
— Одна дорога, — вздохнула старушка. — Прямо не знаю, что и думать! Жена Кукка в который раз уже в школу прибегала.
В коридоре флигеля, у окна с разноцветными стеклами, все еще виднелась куча неубранного хлама, обломки мебели и разбитые мраморные статуи. Справа — две двери. Они вошли в первую, расположенную ближе к выходу. В комнате было тепло. Высокая голландская печь, застланная деревянная кровать, тумбочка с кувшином и тазиком для умывания, стол и старый камин с поломанной решеткой. Стены комнаты от сырости позеленели. Единственное окно густо заросло снежной изморозью. Оно было пробито в полутораметровой толще стены.