Увидев поблизости поваленное дерево, Алекс сел на него и вытащил записку из кармана. Если бы он вспомнил о ней в такси, то всё равно не стал бы читать, и не потому, что придавал записке от деда особое значение, требующее несуетливого и торжественного ознакомления, хотя, возможно, такое значение придавал. Алекс не мог прочесть её, поскольку она была написана от руки, а он плохо разбирал прописную кириллицу.
Для любого русского понять смысл нескольких выведенных на листке фраз не составило бы труда. Но Алекс являлся русским только по крови, да и то наполовину, а культурно принадлежал к другому народу, владеющему иной письменностью, и поэтому чтение рукописного текста превращалось для него в кропотливый труд, в настоящую расшифровку, состоящую из распознания букв и составления из них слов и предложений. Этим-то Алекс и занялся, сев на поваленное дерево у обочины лесной дороги. Он, как ребёнок, учившийся читать, водил пальцем по бумаге и проговаривал то, что у него складывалось. Понадобилось немало времени, чтобы разобраться с каждой буквой и однозначно её идентифицировать, дабы избежать ошибок в смысловом значении составляемых слов.
Ещё приступая к чтению, Алекс обнаружил, что держит в руках только часть листа, видимо, срединную его часть, начало и конец которого оторваны. Текст начинался по линии разрыва с маленькой буквы, явно с полуслова, и таким же образом заканчивался. Где находились начало и концовка, было неизвестно, но Алекс мог с уверенностью сказать, что ниша в стене, когда он извлёк оттуда записку, осталась пуста. Или не пуста? Возможно ли, чтобы он не заметил чего-то ещё? Исключено. Ведь он не только осмотрел нишу внимательно, но и тщательно пошарил внутри рукой, понимая, что вряд ли сможет когда-либо проделать то же самое. А значит, там лежало только то, что лежало: обрывок некогда полной страницы.
Когда, покорпев над знаками, Алекс сложил их воедино, то получил такой текст: «…руда выполнить следующее. В день равноденствия на западной стороне острова с именем моей жены, а твоей бабушки, найди точку, указанную заходящим лучом солнца, откуда видно будет единственное дерево. У того дерева в…» И всё.
Алекс много раз перечитал расшифрованные строки. А затем стал думать. Если было следовать гипотезе, что устроителем тайника и автором обращения к потомкам являлся дед Алекса, Борис, – а сомневаться в подобном уже не приходилось, – в записке речь шла о неком острове с именем жены Бориса, то есть бабушки Алекса и Вильяма. Бабушку звали Вера, и видимо, имя это совпадало с названием острова – Вера. Местонахождение острова не указывалось, но подобная задача не относилась к разряду неразрешимых: о местонахождении можно было узнать. А вот дальше? День равноденствия, заходящий луч солнца, единственное дерево… Напоминает розыгрыш, шутку на тему «из жизни искателей сокровищ». Впрочем, если принять во внимание, что шутка эта едва не кончилась для Алекса плачевно – дело представлялось не столь уж комичным, и к нему следовало отнестись со всей серьёзностью. А значит, имели значение и день равноденствия, и точка, указанная заходящим лучом солнца, и единственное дерево. У которого что-то должно находиться. Но что – оставалось неясным.
Сидеть далее и перечитывать одни и те же строки смысла не имело. Алекс мог лишь констатировать, что они дали ему больше вопросов, чем ответов. Сложив и убрав листок, он отправился к заброшенной лесной лаборатории, которая находилась дальше по дороге.
Как только Алекс приблизился к лаборатории и ещё сквозь ветки распознал фигуру Таи, в задумчивости стоявшей на улице возле кухни, чувства, притихшие в его душе на время вылазки в «Америку», сразу вырвались на свободу и захватили всё его существо. Он решительно не понимал теперь, как мог столько часов обходиться без Таи: не заговаривать с ней, не слышать её голоса, не заглядывать в её тёмные глаза? Алекс привык осмысливать свою жизнь в рамках окружающих его реалий – мама, отец, Вильям, хоккейная команда, университет, работа – и поставленных перед собой задач – учёба, спортивные успехи, карьера, будущая поездка в Россию, – где каждая составляющая давно стала ему привычной. Но оказалось, что судьба вдруг может подарить человеку новый смысл, такой, которого в его жизни как раз не доставало, и насколько бы значимым этот смысл не являлся, он не загораживал – ну, если только ненадолго – и уж точно не отменял все остальные, а только обогащал их.