— Дальше не поедем, — сказал шофер.
Разделив поклажу — корпус шлюпки, весла, помпу, рюкзак, — осторожно ступая, гуськом мы начали спуск. Из-под ног вырывались и с грохотом уносились вниз камни.
Тропинка кончилась. Последние метры мы ползли ногами вперед, один за другим съехали на черный, пропитанный водою песок.
Отсюда было хорошо видно судно. Грудой железного лома оно лежало метрах в пятидесяти от берега. По сторонам высились, как надгробные памятники, кекуры.
Стали надувать шлюпку. Ручная, похожая на круглую гармошку, помпа хрипела и проталкивала в нее с каждым вздохом все меньшую порцию воздуха. Мы провозились с лодкой целый час, пока наконец борта ее не округлились.
— Мало! — сказал Белов.
Накачали еще.
— Будет очень смешно, если мы утонем на этом матраце, — сказал Аркадий. — Вследствие личной халатности погиб инспектор по авариям. Правда, смешно?
Мы бросили лодку на воду, вставили в веревочные петли весла, уселись и, чувствуя себя в лодке, как неопытные канатоходцы на проволоке, стали грести.
Подойти к судну оказалось нелегко: острые края железных листов ножами торчали во все стороны. Они грозили распороть наше утлое суденышко. Мы кружили до тех пор, пока не приметили ровную стенку — остатки корабельной надстройки. Лодка ударилась о нее, Аркадий вцепился руками в иллюминатор. Белов с неожиданной легкостью вспрыгнул на судно.
Мы осмотрели пароход.
Острые раковины балянусов, как волчьи зубы, торчали на покрытых водою листах. Зеленые нитевидные водоросли пятнали стены. Мелкие крабы шурша убегали при нашем приближении. На дне залитых черной водой трюмов мерцали фиолетовые иглы ежей.
Годы и вода не сумели окончательно разрушить корпус судна. Его палуба сохранилась почти на всем протяжении; борт, правда, во многих местах разошелся, но надстройка в средней части судна была цела. Над ней торчали изогнутые остатки мачт.
Аркадий карабкался с одной балки на другую, лазал, обдирая в кровь ладони, по остаткам судовых трапов, заглядывал в каждый люк.
— Где тут шлюпочная палуба? — спросил он.
— Мы стоим на ней.
Белов сидел на корточках и скоблил угол между двумя балками. Балки соединялись треугольной кницей. Перочинным ножом Белов пластинку за пластинкой отделял гнилое железо.
Я молчал, так как уже понял тщету поисков. Вода вымыла из корабельных кают все. То, что избежало ее разрушительного действия и не было унесено волнами, скрывалось теперь под грудой обрушившегося в трюмы железа, а смытое с палубы могло лежать на дне бухты только под слоем песка. Для того чтобы извлечь здесь что-нибудь, нужно было иметь, самое малое, и кран, и рефулер.
— Что вы делаете? — спросил Белова Аркадий.
Маленький инспектор поднял лицо:
— Помогите.
Мы присели рядом с ним и стали расчищать углубление, сделанное Беловым. Из-под ржавчины, поблескивая, показалось железо.
— Нет, тут плохо видно, — сказал Белов, и мы покорно перешли вслед, за ним к противоположному борту.
Мы кончили расчищать новый угол только через час, когда наши ладони были перепачканы коричневой пылью, а пальцы кровоточили.
— Что мы делаем? Вы можете сказать или нет? — не выдержал Аркадий.
Инспектор вытер тыльной стороной ладони лоб.
Угол был расчищен, заклепки, которыми соединялись кница и балки, обнажены.
— Это не «Минин», — сказал Белов. — Это «Аян». — Он осторожно усмехнулся.
Воцарилась тишина, великолепная тишина, которая всегда сопутствует неудаче. Слышны были только бормотание волн и тоскливые крики бакланов.
— Может быть, вы перестанете говорить загадками? — спросил Аркадий. — Из чего вы это поняли? На судне нет ни одной надписи.
— Вот. — Белов погладил ладонью очищенные от ржавчины заклепки.
— Что вы хотите сказать?
— В тысяча девятьсот девятом году фирма Ланц перешла на крепление палубного бимса со шпангоутом с помощью кницы и восьми заклепок, вместо шести, как это делалось ранее… «Минин» был построен в девятьсот шестом году, «Аян» заложен в девятьсот девятом… Здесь восемь заклепок.
Я взглянул на Аркадия. Тот слушал Белова, хмурясь и кивая в такт его словам.
— Значит, это «Аян», — сказал Аркадий и захохотал. — Значит, это «Аян»!
Со стороны берега уже раздавались автомобильные гудки.
Назад мы ехали той же дорогой. Машина, воя и бросаясь из стороны в сторону, мчалась по ломкой, стеклянной воде ручья. Обезумевшие форели выскакивали из-под колес. Аркадий держался рукой за мое колено и счастливо улыбался.