Беллами Эдвард
Остров ясновидцев
Эдвард Беллами
Остров ясновидцев
Прошло уже около года с того дня, когда я взошел на борт "Аделаиды", чтобы отплыть из Калькутты в Нью-Йорк. Непогода преследовала нас, и на траверсе острова Новый Амстердам мы решили изменить курс. Три дня спустя ужасный шторм обрушился на наш корабль. Четыре дня мы носились по волнам, ни разу не видя ни солнца, ни луны, ни звезд, и мы не могли определить, где находимся. Приблизительно в полночь четвертых суток при блеске молний мы обнаружили, что "Аделаида" попала в безнадежное положение - ветер нес ее прямо на берег какой-то неизвестной земли. Море вокруг было усеяно рифами и утесами, и просто каким-то чудом наш корабль еще не разбился о них. Внезапно корабль затрещал и почти немедленно развалился на части, столь могуч был натиск стихии. Я решил, что это конец и мне суждено кануть в пучину, но в последнюю минуту, когда я уже терял сознание, волна подхватила меня и швырнула на прибрежный песок. У меня еще хватило сил уползти от волн, но затем я потерял сознание и не помню, что было дальше.
Когда я очнулся, шторм утих. Солнце, пройдя уже половину своего пути по небу, высушило мою одежду и дало немного силы моим измочаленным и ноющим членам. В море и на берегу я не заметил никаких следов моего корабля или моих сотоварищей. По-видимому, только я и остался в живых. Однако я не был один. Рядом стояла группа людей, судя по всему - аборигенов. Они глядели на меня с выражением такого дружелюбия, что я сразу понял, что мне не надо опасаться какой-либо угрозы с их стороны. Это были белокожие и статные люди, по всей вероятности, достаточно цивилизованные, хотя они не походили ни на один народ, с которым я был знаком.
Подумав, что, по их обычаям, чужестранец должен первым начинать разговор, я обратился к ним на английском языке, но не получил никакого ответа, кроме благожелательных улыбок. Тогда я попробовал заговорить с ними на французском, затем на немецком, итальянском, испанском, голландском и португальском, но результат был такой же. Я, признаться, пришел в недоумение. Кто же были эти белокожие и явно цивилизованные люди, если им не понятен ни один язык, на котором обычно говорят мореплаватели?
Самым же странным представлялось полное молчание, которым они отвечали на все мои попытки вступить с ними в общение. Как будто бы они сговорились утаить от меня свой язык, и, переглядываясь друг с другом дружелюбно и понимающе, они ни разу не открыли своих уст. Может быть, они таким способом забавлялись со мной? Но весь их вид выражал столь несомненную приветливость и симпатию, что это предположение я сразу отверг.
Самые дикие мысли приходили мне в голову. Может быть, эти странные люди все немые? Я, правда, раньше никогда не слышал о подобной прихоти природы, но мало ли какие чудеса могли произойти где-то на неизведанном острове великого Южного Океана.
Много всяческой бесполезной информации загромождало мою память, в том числе знакомство с алфавитом глухонемых. И я попытался изобразить пальцами те несколько фраз, которые прежде без особого успеха произносил на разных языках. Мое обращение к языку жестов лишило последних остатков сдержанности эту группу людей, и так уже улыбавшихся сверх всякой меры. Дети начали кататься по земле в конвульсиях смеха, а почтенные островитяне, которые до этого еще держали себя в руках, сразу же отвернулись, сотрясаясь от хохота. Ни один клоун в мире никогда не смог бы со всем своим искусством развеселить людей до такой степени, как это невольно удалось мне в стремлении выразить свою мысль.
Конечно, мне не льстила такая необычная и бурная реакция на мои потуги. Напротив, я был полностью обескуражен. Сердиться же на них я никак не мог, ибо все они, кроме детей, явно сочувствовали мне и стеснялись, что не могут удержаться от смеха при виде моих усилий установить с ними контакт. Я не имел никакого желания показаться агрессивным.
Ситуация выглядела так, будто они были очень расположены ко мне и готовы помочь мне во всем, лишь только я перестану своим абсурдным и потешным поведением доводить их до конвульсивного смеха. Несомненно, эта явно дружелюбная раса отличалась очень озадачивающей манерой встречать иностранцев.
Как раз в ту минуту, когда мое замешательство готово было перейти в раздражение, пришло спасение. Круг разомкнулся, и маленький пожилой человек, очевидно торопившийся ко мне издалека, встал передо мной, с достоинством поклонился и обратился ко мне на английском языке. Его голос был самой жалкой пародией на голос, которую я когда-либо слышал. Обладая всеми дефектами речи, свойственными ребенку, который только начинает говорить, он еще уступал детскому голосу по чистоте и силе звуков, будучи фактически помесью невнятного писка и шепота. С некоторым трудом я, однако, смог понимать этот голос довольно сносно.
"Как официальный переводчик, - сказал он, - я хотел бы сердечно приветствовать вас на этих островах. Меня послали к вам сразу же, как только вас нашли, но из-за большого расстояния я прибыл сюда только сейчас. Я сожалею об этом, так как мое присутствие избавило бы вас от затруднений. Мои соотечественники попросили меня принести вам свои извинения за совершенно невольный и неудержимый смех, вызванный вашими попытками вступить с ними в общение. Вы видите, они прекрасно вас понимают, но не в состоянии вам ответить".
"Милостивое небо! - воскликнул я, ужаснувшись, что моя догадка окажется правильной. - Неужто все они страдают немотой? Неужели вы единственный человек среди них, кто способен говорить?"
Мои слова произвели такое впечатление, как будто я совершенно неумышленно сказал нечто из ряда вон выходящее, ибо, только я кончил говорить, раздался такой взрыв доброго хохота, что он заглушил шум прибоя. Даже переводчик заулыбался.
"Разве они полагают, что быть немыми - это очень весело?" - спросил я.
"Они находят весьма забавным, - ответил переводчик, - что их неспособность говорить кто-то считает несчастьем, ибо они добровольно отказались пользоваться органами артикуляции и благодаря этому разучились не только говорить, но даже понимать речь".
"Однако, - сказал я, несколько озадаченный этим утверждением, - не хотите же вы сказать мне, что они меня понимают, хотя не могут мне ответить, и почему они не смеются сейчас над тем, что я только что сказал?"
"Они понимают вас самих, а не ваши слова, - ответил переводчик. - Наш разговор кажется им бессмысленным бормотанием, ибо он столь же непонятен для них, как рычание животных, но они знают, о чем мы говорим, потому что они понимают наши мысли. Вы должны знать, что на этих островах живут ясновидцы".
Таковы были обстоятельства моего знакомства с этим необычным народом. Официальный переводчик по роду своей службы был обязан первым оказывать гостеприимство жертвам кораблекрушений, говорящим на том или ином языке. Я провел много дней в его доме как гость, прежде чем начал, как говорится, выходить в люди. Первые же мои впечатления противоречили распространенному предрассудку, будто способность читать мысли других свойственна исключительно существам, стоящим на порядок выше человека. Первоначальные усилия переводчика сводились к тому, чтобы избавить меня от такого заблуждения. Из его слов следовало, что способность ясновидения возникла просто в результате не столь уж значительного ускорения в ходе универсальной человеческой эволюции. Это ускорение, произошедшее в силу ряда причин, привело в какой-то момент к отказу от речи и к замене ее непосредственной передачей мыслей. Такая быстрая эволюция островитян объяснялась их особым происхождением и особыми обстоятельствами их истории.