— Очень даже, говорят, нуждается. На одних скандальных приключениях много не наваришь.
Пока вся репортёрская братия беззаботно хохотала над этой шуткой, табличка «Идёт съёмка» погасла.
Все вскочили и, открыв тяжёлые двери, ринулись в студию.
Тасака не стал их догонять и ещё некоторое время оставался на своём месте, осмысливая услышанное. Он знал, что папарацци любят присочинить, но вовсе не собирался отметать все перечисленные факты как полностью беспочвенную болтовню. И к тому же они охочи до чужих секретов. Вполне возможно, что слухи о том, что Кёко Игараси нуждается в деньгах, чистая правда. А если так, то, похоже, данное обстоятельство имеет прямое отношение к расследованию дела.
На этом месте Тасака прервал свои рассуждения и прошёл в студию. Там молодые популярные актёры, обряженные в сценические костюмы, устроили пресс-конференцию и теперь отвечали на вопросы журналистов. Кёко Игараси в элегантном кимоно сидела в самом центре, купаясь в отблесках бесчисленных фотовспышек. Тасака пристроился в стороне от густой толпы папарацци и оттуда некоторое время наблюдал за героиней дня.
Её интервью, видимо, подходило к концу. Кёко, опустив глаза долу, печально отвечала на вопросы, пока вдруг, подняв голову, не встретилась взглядом с инспектором. На мгновение гримаса недоумения и замешательства скользнула по её лицу. Репортёры, казалось, что-то заметили, и несколько голов повернулось вслед за её взглядом к Тасаке. Чтобы исчерпать их праздное любопытство, он придал лицу строгое выражение и объявил во всеуслышание:
— Я из полиции. Когда вы закончите со своими вопросами, я тоже хотел бы кое о чём спросить госпожу Игараси.
— А что, собственно, расследует полиция? — с любопытством спрашивали репортёры, потянувшись к Тасаке.
— Это к вам отношения не имеет, — отрезал Тасака.
Кёко с явным негодованием сверлила его взглядом.
— Отойдём хотя бы в сторону, — прошипела она, увлекая инспектора в угол студии. Репортёры за ними не последовали, но, сбившись в кучу, с интересом ждали развития событий.
— Зачем вы сюда явились? Почему вдруг такая срочность? — спросила Кёко, подняв к нему побледневшее лицо. — От этой работы, может быть, вся моя жизнь зависит. Я всё на неё поставила! Если пойдут какие-нибудь слухи, всему конец! Вы что, не понимаете?!
— Мне ваша служанка сказала, что вы уехали на работу. Делать было нечего — пришлось отправиться за вами сюда. Как-то я не предполагал, что вы пойдёте на работу на следующий день после смерти единственного сына… — сказал Тасака, сознательно вкладывая в свой ответ иронию.
Взгляд Кёко стал ледяным:
— Вы ещё иронизируете?!
— Я говорю о вещах, которые сами собой разумеются. Но, вероятно, в вашем мире простейшие истины не работают.
— Я актриса. Как бы мне ни было больно и грустно, я должна делать свою работу — играть для моих поклонников! В отличие от обычных людей вроде вас!
— Говорят, что вы получили роль в этом сериале в связи со смертью вашего ребёнка.
Тасака сам чувствовал, что ведёт беседу в чересчур ядовитом тоне.
— Вы хотите сказать, что я должна была отказаться? — на высокой ноте спросила Кёко.
— Да нет, — с невозмутимым выражением на лице бросил Тасака. — Мне просто интересно, насколько вы искусно играете… Вероятно, простой человек так бы ни за что не сыграл. Кстати, вы действительно предупреждали мальчика, чтобы он не ел отравленных клецок?
— Конечно! Я же мать всё-таки!
— А доказательство у вас есть?
— Доказательство?
По лицу Кёко скользнула тень. Пальцы её руки, сжимавшие ворот кимоно, дрожали.
— Вы считаете, что я ответственна за смерть мальчика?
— Я как следователь хочу только уяснить факты.
— Я его предупреждала. А сейчас уходите.
— А доказательства?
— Если требуется доказательство, у меня оно есть.
— Ваша служанка сказала, что ничего об этом не знает.
— Есть человек, который знает. Когда работник санэпидстанции принёс эту приманку, я как раз привела сына из детского садика. Вот он сам мальчика и предупредил. Можете у него спросить — он подтвердит. К вашему разочарованию, наверное.
Ответ прозвучал нарочито язвительно, но Тасака, сделав вид, что ничего не заметил, хладнокровно согласился:
— Что ж, спросим на санэпидстанции.
Кёко раздражённо притопнула ногой:
— Если вы закончили, то будьте любезны удалиться. Мне сейчас нужно ехать в телекомпанию С.
— Да, на вас теперь покупателей нет отбоя.
— А что, нельзя?
— Ладно, ещё один последний вопрос — и я вас оставлю в покое. Правда ли, что у вас денежные затруднения?
— Кто вам сказал?
Кёко переменилась в лице. Тасака усмехнулся про себя. Похоже было, что с деньгами у неё действительно проблемы. Видимо, он нажал на больную мозоль. Но пока трудно было сказать, насколько это имело отношение к делу.
— Так, ходят тут слухи, — ответил он.
В этот момент появилась девушка из «начинающих талантов» и позвала:
— Игараси-сэнсэй!
Кёко оглянулась и сухо спросила:
— Больше у вас ко мне дел нет?
Не дожидаясь ответа Тасаки, она поспешила покинуть студию.
— Вот как, значит, Игараси-сэнсэй? — криво ухмыльнулся Тасака, провожая её взглядом. Ну, если выяснится, что она убила шестилетнего сынишку, вряд ли кто-то её будет почтительно величать «сэнсэй».
5
Когда дежурный сообщил, что к инспектору Тасаке посетитель, Оно вышел в приёмную вместо отсутствующего коллеги.
Он увидел мужчину с усиками лет сорока.
Бросив на инспектора неприветливый взгляд сквозь толстые линзы очков, посетитель вручил Оно свою визитку со словами:
— Я представляю интересы госпожи Кёко Игараси.
На карточке значилось: «Итиро Ёсимута, директор компании «ABC-продакшн».
«Ну, началось», — подумал про себя Оно, изобразив на лице официальную холодность.
— Извините, вы и есть господин Тасака? — уточнил Ёсимута.
— Нет, — ответил Оно. — Тасака ведёт расследование. Пока ещё не вернулся. Я его коллега, инспектор Оно.
— В таком случае передайте ему, когда вернётся, чтобы прекратил заниматься глупостями.
— Глупостями? — переспросил Оно. Лицо его при этом дрогнуло.
Ёсимута невозмутимо пояснил:
— Совершенно очевидно, что речь идёт о самоубийстве. Если полиция сейчас будет предпринимать какие-то движения, подразумевая, что тут что-то не так, это может сильно повредить репутации госпожи Игараси, повлиять на её популярность.
— Пока никем не установлено, что это именно самоубийство, — заметил Оно.
— Да нет же, это самоубийство. Ведь даже предсмертная записка имеется. Вы же видели её? — с нажимом продолжал Ёсимута.
— Видел, — ответил Оно. — Однако у нас есть сомнения насчёт того, что шестилетний ребёнок способен совершить самоубийство. Вот почему мы и проводим расследование.
— Но, по словам госпожи Игараси, инспектор Тасака проводит следствие в такой манере, будто она сама убила собственного сына.
— Едва ли это так…
— Да, это факт. Она мне только что жаловалась, вся в слезах. Инспектор Тасака вломился к ней в служебное помещение, прямо в студию. Обращался с ней в присутствии репортёров как с преступницей. Как хотите, но это уже перебор!
«Дело дрянь!» — подумал Оно. Действительно, перебор. Ведь дело пока не классифицируется как расследование убийства, и главное управление на это согласия не давало. Это пока как бы «внутреннее расследование». Тут важно не упустить ни одной мелочи. Эмоции эмоциями, но, похоже, Тасака перегнул палку.
Ёсимута, видя, что собеседнику нечего сказать, почувствовал себя увереннее и добавил:
— В актёрском мире легко потерять репутацию — поползут разные слухи, которые буквально могут стоить жизни. И если полиция не будет принимать этого во внимание… Если следствие и в дальнейшем будет занимать такую позицию, мы должны будем в целях самозащиты подать иск на инспектора Тасаку. Так ему и передайте, — с угрозой закончил он.