Для человека, ищущего райскую обитель в смысле благополучия и удобств, Фернандина не самое подходящее место. Но для любителя природы и животных, для того, кто интересуется парадоксами природы, этот тропический причудливый огненный остров будет землей обетованной, где все поражает воображение, где ничто не соответствует нормам и где красота часто имеет гротескный характер.
Отправившись на лодке к югу от мыса Эспиноза, мы нашли лагуну с прозрачной пресной водой, окруженную большими острыми глыбами лавы. Ветер сюда не проникал, грохот прибоя заглушался черными скалами, громоздившимися в беспорядке, как бревна в сплавном заторе. Солнце жгло немилосердно, мы нигде не могли найти тени. Но больше всего нас поразил клокочущий хор пингвинов. Иногда ворчливые голоса этих антарктических птиц слышались совсем рядом, но обнаружить их среди черных камней казалось немыслимым. Мы вылезли из лодки и стали карабкаться по уступам на самую высокую скалу, чтобы оттуда оглядеть всю лагуну.
Случайно Ричард увидел двух морских черепах, дремавших на дне небольшого озерка. Он тут же нырнул в воду, чтобы обеспечить нас провиантом. Плеск разбудил дремавшее по соседству семейство морских львов, которое, будто предчувствуя развлечение, скатилось в воду и закружилось вокруг Ричарда. Отцу семейства не понравился конкурент, и мы уже стали опасаться, как бы комедия не обернулась драмой. Однако Ричард зарычал не менее внушительно, чем рассерженный лев, потряс кулаком и прогнал прочь хозяина озерка. Потом он снова нырнул и, не вспугнув черепах, схватил одну из них за панцирь. Вместе с черепахой он вынырнул и подплыл к лодке. Мы помогли ему вытащить добычу. Верхний щит панциря покрывал красивый коричневый узор, а нижний был совершенно оранжевый.
Наконец-то мы нашли пингвинов! Первая пара сидела на низкой скале, повернувшись к заливу черными блестящими спинами. Вокруг ползало множество красных крабов, но пингвины не обращали на них никакого внимания так же как и на нас. Из глубокой черной и, очевидно, прохладной норы послышались квохчущие звуки, а потом мы увидели двух толстых, покрытых пухом птенцов, но добраться до них с киноаппаратом не было никакой возможности.
Чтобы не привлекать к себе внимания, я укрылся между двумя причудливыми глыбами лавы и оттуда преспокойно наблюдал за пингвинами. Вдруг кто-то неожиданно схватил меня за плечо. Я повернул голову и увидел на своем плече светло-желтую птичью ногу с длинными когтями. В это же мгновение мне на спину неторопливо и почти неощутимо опустилась вторая нога. Какая-то птица воспользовалась мной, как опорой, карабкаясь по уступам лавы. Встав мне на плечи, она спрыгнула с меня на утес, и только тогда я увидел, в каком приятном обществе находился. Незнакомка оказалась зеленой кваквой, которая вопреки своему названию имеет синеватое оперение. Цапля ни капли не удивилась, встретившись со мной взглядом. Клюв у нее был длинный, сильный, серовато-синего цвета, кроме самого кончика, казавшегося прозрачно-желтым.
Зачем спешить? Жизнь достаточно длинна. Но реакция цапли была мгновенной. Не подозревавший беды краб проползал слишком близко. Моя новая подруга два раза быстро клюнула, и перепуганный краб, уже без двух клешней, заспешил под утес.
Больше всего нас поражало, что у ног самых северных в мире галапагосских пингвинов ползали морские игуаны. Пингвин и игуана одновременно подплыли к берегу и вскарабкались на лавовый утес к своим товарищам. Игуана легла на живот. Пингвин стряхнул воду с крыльев и с ходу начал флиртовать с другим пингвином. Когда-то давно эти обитатели более холодных широт приплыли сюда с течением Гумбольдта, вышли на берег Галапагосов и остались тут навсегда. Они нашли тут богатые рыбой воды и множество прохладных нор для кладки яиц. И вот, пингвины на экваторе… Впрочем, температура верхних слоев воды тут часто не превышает пятнадцати градусов, и, следовательно, воздух тоже охлаждается. Так что тропическая жара для Галапагосов вовсе не очевидна.
Задолго до того, как солнце возвестило о начале нового дня, ветер надул паруса «Бигля». С туго натянутым парусом, украшенным панцирем черепахи, мы покинули Фернандину, на которой никогда не селились люди и где никогда не было одичавших домашних животных и крыс.
«Бигль» скользил вдоль черного драконообразного силуэта Исабелы и незаметно пересек линию экватора; обогнув с юга остров, он попал в теплое Панамское течение, и паруса повисли. Прибой был очень сильный, волны кипели от столкновения теплой и колодной воды. Мотор «Бигля» был недостаточно силен, чтобы справиться с ними, и мы несколько часов прокачались на одном и том же месте.
Вокруг ныряли олуши{46}; сложив крылья, они исчезали в волнах, словно брошенное копье. Когда они выныривали, у многих на острый клюв была наколота рыба.
Стая пеликанов охотилась на свой особый манер. Они летели, точно большие грузовые самолеты, а затем вдруг падали в воду, будто сраженные разрывом сердца. Неуклюже плюхнувшись в волны, они так же неуклюже взлетали.
Однако самым оригинальным образом охотились маленькие черные качурки{47}. Они танцевали на поверхности воды, беспрерывно окуная клюв в воду и захватывая мелких рачков или какую-нибудь живность, энергично махали крыльями и весело шлепали по воде крохотными ножками.
Когда мы снова пересекали экватор, проходящий как раз по кратеру самого северного вулкана Исабелы, и направились в Бука-ньерский залив острова Сан-Сальвадор (Джемс), мы попали в полосу безветрия, где на волнах покачивалось стадо больших морских черепах. Капитан «Бигля» с необычайной осторожностью маневрировал среди этих поклонников солнца. Лишь несколько черепах, взмахнув лапами и вытянув шеи, отплыли подальше от наших волн.
На ослепительно белом песке бухты, где мы причалили, чернело множество блестящих от воды морских львов. Самцы, очевидно встав с левой ноги, оглушительно ревели, и скалы отвечали им эхом. Самки мычали, словно чего-то испугавшись, а детеныши блеяли, как голодные ягнята. Качались на волнах крикливые чайки, то и дело летая на берег и лакомясь оставшимися на песке рачками. Склоны этой идиллической бухты были покрыты выгоревшей бурой травой и кустами с опавшими листьями. Когда мы на лодке обогнули один из мысов, перед нами поднялись отвесные скалы. Многие из них были совершенно белые от гуано.
На более твердых базальтовых скалах образовались удобные для птиц террасы, на которых сидели ласточкохвостые чайки с красными очками вокруг глаз, несколько удивительно красивых фаэтонов{48} в белоснежном подвенечном уборе и десяток глупых крачек в коричневом одеянии и белых шапочках. Даже фрегаты снизошли до того, чтобы отдохнуть тут.
Мы искали морских котиков. Долго нам пришлось плавать среди утесов и скал, пока мы не наткнулись на них. После этого нам. без конца попадались их небольшие гаремы. Какими неуклюжими и неприглядными казались галапагосские котики по сравнению с великолепными султанами, населявшими острова Прибылова! Они были гораздо меньше и гуадалупских котиков. Однако шубы их были нисколько не хуже, и пр. отношению к людям эти котики были столь же недоверчивы, как и их близкие родственники, которых я десять лет назад видел на острове Филипп возле Мельбурна. Морского котика повсюду преследовали одинаково неумолимо ради его необычайно красивого и прочного меха.
Здесь их была не одна тысяча; об этом говорили отшлифованные вершины. Во время линьки котики трутся и чешутся об острые уступы. Мы застали врасплох старого едящего самца. Сперва он хотел было перейти в наступление. Глаза у него налились кровью и выкатились из орбит, щетки усов растопырились, короткая грива вздыбилась. Но в последнюю секунду он передумал, запрыгал к воде, нырнул, но тут же вынырнув снова, уставился на нас и заревел.
В фантастическом мире Галапагосов каждую минуту можно ждать неожиданности. И все-таки я оказался неподготовленным, когда лицом к лицу столкнулся с друзоголовом. Помню, что от испуга даже прикусил губу и рефлекторное профессиональное движение — схватиться за аппарат — было в это мгновение не таким автоматическим как обычно.