В Швеции эта птица называется белощекой поганкой, хотя к ней гораздо больше подошло бы имя золотой поганки. Родичи белощекой поганки, населяющие глинистые Фолклендские водоемы, называются серебристыми поганками. Они отличаются тем, что строят гнезда только по западным берегам водоемов. Из-за отсутствия береговых кустов они не могут, подобно нашим поганкам, строить плавучие гнезда. Им приходится вырывать для гнезда небольшое углубление под нависшим краем западных берегов водоемов. Лишь неопытные птицы строят гнезда с северной, восточной или южной стороны. Поскольку тут всегда дует западный ветер, насиживание увенчивается успехом лишь у тех птиц, гнезда которых расположены на западном берегу, куда никогда не захлестывает вода.
На обратном пути ветер швырял мне в лицо коричневые водоросли. Он носил их по всей пустоши вместе с белыми хлопьями пены. Солнце клонилось к закату. Ураганный ветер сменился бризом, который тут же уступил место порывам шквала. Когда киноаппараты и прочая аппаратура были уже в палатке, ветер неожиданно подобрел, слышались лишь его негромкие вздохи, а так как мешать было уже нечему, он и вовсе утих. Вокруг палатки блеяли овцы, гоготали Магеллановы гуси, ворчали поганки.
Спустя двое суток на Маре Харбор между двумя порывами шквала приземлился гидросамолет. На светлой поверхности четырех водоемов не было видно ни одного черношеего лебедя. Наверное, они в компании с ветром перебрались на другое озеро или на другой остров.
Нелегкое существование
на мелких островах
В ту ночь по телевидению шла сенсационная передача. Первый человек, спотыкаясь, двигался по щербатой поверхности Луны. Космонавт Нейл Армстронг назвал это «маленьким шагом для человека, но большим для человечества». А я, глядя на это неповторимое зрелище, все время мечтал, чтобы он произнес: «Вот черт, оставил дома сигареты. Дай-ка закурить, Бэсс!» Чтобы почувствовать, что на экране телевизора живые люди, а не важно расхаживающие роботы.
Глядя, как люди ходили по Луне, я вспомнил о Бенни Девисе, том самом человеке, которому хозяйка — а они жили только вдвоем на пустынном острове — сказала однажды:
— Бенни, у нас кончилась соль.
Именно о нем мне захотелось рассказать, когда на экране телевизора соединились небесные тела. В Мировом океане расстояния, безусловно, сократились. Но крохотный островок из группы Си-Лайон отделяет от Восточного Фолкленда бурное море, которое служит непреодолимым препятствием, если у людей нет лодки.
Несколько раз в году на остров приходил пароход, забирал шерсть и оставлял продукты. Если позволяла погода. А погода в тех местах настолько капризна, что Девис не держал даже лодки: ею все равно нельзя было пользоваться.
Бенни задумался. Его взгляд упал на пустой бидон из-под керосина. Бидон вполне годился для остова судна. Бенни распилил бидон в длину, скрепил обе половины, приклепал какое-то подобие мачты и выстругал руль. На рассвете, когда начался прилив и ветер был слабый, он оптимистически поднял парус и отправился за солью.
Боги погоды благосклонно отнеслись к его рискованной затее, и Бенни вернулся с мешком соли к миссис Риккет, которая решила, что видела Бенни в последний раз, когда он отчалил на своем самодельном судне.
Шесть месяцев спустя Бенни, чувствовавший себя уже бывалым моряком, повторил свое путешествие, когда у миссис Риккет кончился запас соды.
Я искренне восхищаюсь космонавтами, но мне кажется, что для предприятия Бенни Девиса храбрости требовалось отнюдь не меньше. А может, нам просто пока что легче понять трудность подвига, совершаемого на земле, чем на небе.
На самом крупном из островов Си-Лайон, площадь которого достигает почти тысячи гектаров, живут два человека, три овчарки, четыре коровы и около 1800 овец. Остров принадлежит самым молодым овцеводам на всем архипелаге — Робину и Лоррен МакГилл. Им обоим по 25 лет. Они купили этот остров три года назад у Джима Ли, который за восемнадцать лет своего пребывания на острове до своей эмиграции на Новую Зеландию окончательно истощил его земли и пастбища. В придачу к острову, стоившему 120 тысяч шведских крон, покупатели получили множество обещаний, оказавшихся пустыми словами. На острове все находилось в упадке: пастбища были истощены, ветер уносил последний тонкий слой почвы. Робин и Лоррен работали не покладая рук. Им пришлось уменьшить стадо на четыреста голов; трупы овец, как всегда, были брошены косаткам.
С воздуха остров напоминает накренившуюся подводную лодку. Юго-западный берег крут и высок, его скалы населяют тысячи пингвинов-скалолазов. Нос «подводной лодки» рассекает белопенные волны прибоя. В центре ее возвышается башня — белый дом с красными наличниками и ярко-красной крышей. За кормой лодки — небольшая лагуна, куда приземляется гидросамолет и где на берегу лежит единственное судно — дырявая лодка, которой пользуются очень редко. Сюда никто не приезжает, а если для Мак-Гиллов есть почта, пилот делает круг над домом и бросает пакет вниз.
— Что нам стоит лишний раз слетать на Си-Лайон с посылкой или письмами, — говорит пилот Джим Керр. — Мак-Гиллы симпатичные люди, а Лоррен сейчас полезно лишний разок увидеть самолет и послушать шум мотора. Мне даже с воздуха видно, что у них скоро будет маленький.
Все расстояния и предметы на острове непривычно малы. Мой багаж был доставлен с берега на мотоцикле за два раза. Каждая поездка заняла полчаса. Мотоцикл лавировал по узкой овечьей тропе. Но мотоцикл не единственный здесь вид транспорта. У Робина есть и миниатюрный трактор, предназначенный для экспедиций в Антарктике; высота его — восемьдесят сантиметров, длина — полтора метра. Он легко тащит прицеп с тюками шерсти по ровной местности.
К сожалению, я слишком поздно обнаружил маленькие масштабы предметов на этом острове. Приветствуя красивую улыбающуюся Лоррен, я до крови расшибся о притолоку. Двери в доме были низкие, как в курных избах, и, чтобы пройти в них, надо было согнуться в три погибели.
Сперва мы попали в длинные узкие сени. Из них — в настоящую крестьянскую кухню с грубо сколоченным столом, лавками вдоль стен и полками для посуды. Над новой плитой к стене были прикреплены палки для сушки белья. Несколько стульев, два самодельных коричневых кресла. В одном углу радиотелефон, в другом — обычный приемник и магнитофон, работающие на батареях. Этим и ограничивалась связь с внешним миром. Книги из передвижной библиотеки, стопки старых журналов и фирменный каталог являли собой культурные связи.
— По вечерам я шью, вяжу или читаю, — рассказывала мне Лоррен. — И конечно, слушаю приемник или музыку на магнитофоне. А Робин засыпает, даже не успев раскрыть журнала. Ведь ему приходится работать и за хозяина, и за пастуха. Но нам здесь нравится. И здесь вовсе не так одиноко, как может показаться со стороны.
Пол в кухне был неровный, половицы качались и скрипели, но он был покрыт линолеумом в красную и зеленую клетку. Стены тоже были закрыты линолеумом, черным с синим. В доме было необыкновенно уютно, и конечно, перед приездом гостя из далекой страны была произведена дополнительная уборка.
За кухней-гостиной находилась спальня хозяев, рядом — комната для гостей с умывальником, на котором стояли кувшин и таз из толстого английского фаянса. Она была холодной и сырой, как все спальни на Фолклендских островах, но тут тишину ночи не нарушало блеяние овец.
Четвертую комнату в этом пряничном домике занимал склад. Каждая ферма, какой бы маленькой она ни была, имеет специальное помещение, где хранятся все запасы. Каждый день Лоррен «делает покупки» из запасов, рассчитанных на год. Склад пополняется два раза в год, когда «Форрест» доставляет грузы или забирает шерсть. В предстоящий приход «Форрест» привезет на Си-Лайон первый лендровер (правда, подержанный). Но это, как и все на Фолклендских островах, зависит от погоды, от ветра. На острове нет естественной бухты. Иногда ветер здесь дует с такой яростью, что людям приходится крепко держаться друг за друга.