— Иногда сюда приплывают и морские леопарды, — сказал мне Робин. — Раскроют пасти и скалятся. Вот у кого страшные зубы! Ты видел морских леопардов? Лоррен их очень боится и морских слонов тоже. Особенно когда они прячутся в туссоке. Их ведь не заметишь пока не подойдешь вплотную. У нас на островах километр изгороди стоит почти тысячу фунтов, сам понимаешь, как жалко, когда ее ломают. Скажи, Свен, ты видел крестьян, у которых на пастбищах водятся морские слоны, морские львы или пингвины? Фолклендским овцеводам не позавидуешь!
Я вынужден был признаться, что лоси, заходящие на посевы у нас на Севере, это совсем не то. Но зато на этих ветренных островах нет ни майских жуков, ни комаров, ни мошки, ни оводов, ни рыжих муравьев.
— Вы с Лоррен не думаете уезжать с архипелага?
— Нет, пока нам здесь нравится. У нас есть еще надежда улучшить пастбища, и пока наши капиталовложения оправдываются. Правда, когда будет ребенок, придется перебраться куда-нибудь, где он сможет учиться.
Из своей дырявой лодки Робин махал мне на прощанье, держа в руке мешок с почтой и два пакета с запчастями. Во дворе перед домом стояла Лоррен и смотрела на низко летящий самолет. Ее синий в клетку фартук развевался на ветру, как гордое знамя.
Уверенные в своих силах, трудолюбивые хозяева острова морских львов.
На два градуса к северу из-за горизонта появился остров Седж. Он был похож на разорванное ветром марево, не имеющее четких очертаний. Его окружали фантастические леса водорослей, которые, когда поверхность моря была спокойна, придавали ей сочный тон сепии. В плохую погоду никто не отваживался подплывать к Седжу. Чтобы там высадиться, необходим слабый северный ветер.
В этом году «Форрест» впервые подходил в острову Седж. С мостков палуба парохода выглядела как нечто среднее между скотобойней и цирком. Повсюду висели или лежали белые, заплывшие жиром бараньи туши. На снастях качались Магеллановы гуси. На корме стояли три лошади. Тут же находились девять овчарок, один щенок и одноглазая комнатная собачонка, на которую с любопытством поглядывали остальные собаки. В ящике хрюкали два поросенка, они уже три недели находились в пути с одного острова на другой. Куры кудахтали и тянули головы из клеток, когда мимо проходил матрос с мешком зерна. Три связанные утки стояли возле ящика с поросятами. В картонной коробке сидели кошки всех мастей. В душевой стояла клетка с попугаями, которых вынесли сюда, как только началась качка.
Когда якорь «Форреста» скрылся в прогалине подводного леса и на воду была спущена резиновая лодка, на палубе появился груз, предназначенный для Седжа. Здесь были и материалы для изгородей — металлические столбики, и чилийская древесина, и мешки с почтой, и рождественские посылки, и покалеченное ветром комнатное растение, и велосипед для разъездов по тундре, и продукты (мука, крупа, масло), и многое другое.
Открывшееся нам зрелище было очень величественным. На уступе скалы собрались, выстроившись в соответствии со степенью их робости, все члены семьи, которая уже три года безвыездно жила на острове. Вдали, среди темных точек туссока, виднелся дом.
Внизу, у воды, стоял отец семейства, шотландец Уильям МакБет, готовый принять канат. Это был неутомимый работяга, высокий, худой, обветренный, в свитере, связанном шотландской клеткой.
— Добро пожаловать, Джек! У меня приготовлено восемь тюков шерсти. Смотри, как ты подгадал с погодой. А помнишь, какой был ураган, когда ты привез нас сюда три года назад?
Позади отца стоял тринадцатилетний Раймонд с робкой улыбкой на губах. Глаза мальчика не отрывались от велосипеда, колесо которого торчало над круглым бортом резиновой лодки. По его уверенной манере держаться было видно, что он работает на ферме уже наравне с отцом.
Одиннадцатилетняя Ровенна, хорошенькая девочка в чистенькой ярко-желтой кофте, пряталась за кочкой туссока, а из-за сарая выглядывала ее десятилетняя сестра Мери. Это было чрезвычайно важное событие в жизни этой похожей на цыганку красотки. Густые черные пряди почти скрывали ее глаза, она смущенно отворачивалась, когда замечала, что на нее кто-нибудь смотрит. Мне казалось, что передо мной ребенок из индейского племени, который лишь по рассказам родителей знает о чудесах белой цивилизации.
Самой последней, словно не имея ко всему происходящему ни малейшего отношения, подошла жена фермера — Филлис в сопровождении двух ручных ягнят. В руке она сжимала пачку писем и рождественских открыток. Она внимательно следила за матросом Харри Стюартом, который был ее личным почтальоном и обещал доставить ее поздравления на все острова, которые «Форрест» посетит до рождества.
Когда-то по Седжу бродили одичавшие коровы. Птиц тут почти не было, с ними давно расправились завезенные на остров лисицы. Крупный рогатый скот был заменен овцами. Так обстояли дела с фауной и флорой острова, когда Мак-Беты арендовали его. С лисицами Уильям воюет до сих пор. Зато овцы успешно расправляются с бесценным туссоком.
Несмотря на трудные условия жизни на этом острове, Уильям арендовал его, бросив работу на Каркассе. Он собственноручно и по собственному проекту построил тут дом из двух комнат и сеней, соорудил нескладную торфяную плиту, установил ветряной двигатель, поставил сарай для торфа и смастерил лодку, похожую на ореховую скорлупу.
Уильям подготовил к погрузке восемь тюков шерсти. К февралю, может быть, наберется еще дюжина. Начальная и средняя школа находятся в Порт-Стэнли. В Дарвине, втором по величине населенном пункте архипелага, есть интернат на сорок мест, но туда принимают детей, которые уже занимались дома с «кочующим» учителем. Эти учителя кочуют по всему архипелагу пешком, верхом, на пароходе, в лендроверах и даже на самолетах. И все-таки на Фолклендских островах среди пожилых людей до сих пор много неграмотных.
Те, у кого есть средства, посылают детей в Англию, когда им исполнится десять лет. Но никто не надеется, что эта молодежь когда-нибудь вернется на Фолклендские острова. Интеллектуальное расстояние между детьми и родителями становится таким же большим, как и географическое, и поддерживать отношения делается все труднее.
На Седже к Раймонду, Ровенне и Мери не приезжает «кочующий» учитель. На ферме нет места для учителя, да попасть на остров крайне трудно. Когда родители поглощены заботами о завтрашнем или даже о сегодняшнем дне, им не до того, чтобы учить детей. Их дети с трудом могут сосчитать, сколько килограммов шерсти они получат от своих 859 овец, если каждая овца дает в год 4,5 килограмма.
Несколько дней спустя я летел на гидросамолете на Западный Фолкленд. Неожиданно самолет приземлился в бухте неподалеку от дома одного пастуха. От берега отплыла лодка, на корме которой сидела старая женщина. Из самолета вылез молодой господин с портфелем. Он спустился в лодку, которая от ледяного ветра кренилась на бок, уселся перед женщиной и начал рыться в своем портфеле. Блеснуло что-то, похожее на медицинские инструменты, зашелестела бумага. Молодой господин наклонился к испуганной женщине и заорал:
— Раскрой рот! Видишь, новый агрегат прибыл!
Гребец в лодке захохотал. Пилот усмехнулся. Женщина широко раскрыла рот, и зубной врач стал примерять ей челюсть прямо при открытом занавесе. Через пять минут наш гидросамолет приземлился на острове Пеббл, где тоже ждали зубного врача. Зубной врач совершал свой ежегодный рейс. Можно себе представить, какое впечатление об окружающем мире создастся у детей, которые при первой же встрече с цивилизацией столкнутся с грубостью этого врача.
Когда «Форрест» покидал Седж, дети уже учились ездить на велосипеде среди кочек туссока и по прибрежной полосе среди морских львов и слонов. Мы могли долго наблюдать за их упражнениями, на острове не было ни одного холмика, ни одного деревца, которые могли бы скрыть их от наших глаз.
Плоский, блеклый, коричневатый остров. 859 овец. 20 тюков шерсти. Пятеро человек.
— Видно, ко всему в конце концов можно привыкнуть, — сказал капитан Джек Соллис.