Двенадцатый барак представлял собой длинный дощатый сарай с голыми окнами и крышей из рубероида. Внутри стояли два ряда коек, разделенных узким проходом. Некоторые койки были заняты. На них лежали и сидели женщины. Кто-то читал, другие играли в карты или шашки, а третьи просто смотрели в пространство.
— Вот твоя койка, — сказала Мерси, и Эмили-Лу увидела, что у нее нет зубов. Странно… На вид негритянке было не больше двадцати лет.
Когда Мерси повернулась и хотела уйти, Эмили-Лу сказала:
— Подожди, пожалуйста. Мой чемодан… Как я могу его получить?
— Нам не разрешают иметь личные вещи. — И Мерси ушла.
При тюрьме Уайт-Хиллс имелась фабрика верхней одежды, и заключенные получали за свою работу одиннадцать центов в час. Накопив нужную сумму, Эмили-Лу купила писчую бумагу, конверты, карандаши и все свободное время писала письма казенному адвокату, председателю суда, арестовавшему ее шерифу, окружному прокурору и даже издателю выходившей в Пекос газеты — всем, кто, по ее мнению, мог помочь добиться пересмотра ее дела. Она изо всех сил доказывала свою невиновность, но ни разу не упомянула бродягу, с которым у нее был короткий летний роман. Хотя ее уверенность в том, что именно этот человек убил Эйвис, росла с каждым днем, но сам он об этом не говорил, и доказательств у нее не было. Возможно, в глубине ее души все же теплилась надежда, что он не виноват. Девушка писала, что любила и очень уважала Эйвис, а отпечатки ее пальцев нашли на лопате, потому что она всегда пользовалась ею. В эти письма Эмили-Лу вкладывала всю свою душу, отправляла их каждую неделю, как голубей мира, и с надеждой ждала ответа.
Тем временем в ее чреве рос ребенок, которого она любила всем сердцем.
Эмили-Лу ненавидела слова «ублюдок» и «незаконнорожденный». Искусственные, придуманные людьми слова, не имевшие никакого отношения к законам природы. Как ребенок может быть незаконнорожденным? Разве может быть незаконнорожденным плод, возникающий в результате перекрестного опыления мужских и женских цветков? Или перед этим нужно заставить цветки пожениться? Даже в Десяти Заповедях нет запрета на рождение внебрачных детей. Другие заключенные говорили, что на поруки ее смогут выпустить только через пятнадцать лет и что ребенка у нее отберут. Поэтому Эмили-Лу писала письма своему дедушке и другим жителям Литл-Пекос, умоляя их позаботиться о малыше, пока ее не выпустят из тюрьмы.
Она писала письма в комнате отдыха, когда за Мерси пришли дюжие матроны с ножницами, бритвами и шампунем против вшей. Они гонялись за Мерси по комнате, потом схватили и начали соскабливать с ее головы «негритянскую кудель». Это делалось раз в месяц, и Эмили-Лу не знала, почему. Никого из других заключенных не брили наголо. Только Мерси.
Стоял холодный январский день. Эмили-Лу думала, что с волосами Мерси было бы теплее, но матроны делали свое дело, пока голова негритянки не стала гладкой. Никто не пришел к ней на выручку, а когда Эмили-Лу торопилась к Мерси, кое-кто бормотал «любительница ниггеров», но Эмили-Лу не обращала на них внимания.
Они порезали Мерси голову, поэтому Эмили-Лу взяла из ванной мокрое полотенце.
— Это потому что я негритянка, — сказала Мерси, вытирая нос рукой. — Им не нравятся новые законы против сегрегации, поэтому они меня и наказывают.
Было странно видеть молодую женщину без единого зуба во рту. То ли Эмили-Лу показалось, то ли Мерси действительно похудела за прошедшие четыре месяца еще сильнее.
— Тебе нужны зубы, — сказала Эмили-Лу, потому что кто-то должен был сказать это.
Мерси кивнула.
— Я связалась с плохим человеком. Казалось, он любил меня, но потом попытался сделать из меня проститутку. А я не шлюха. Когда он привел ко мне клиента, я так врезала этому типу по яйцам, что век не забудет. Мой «дружок» выбил мне за это все зубы и сказал, чтобы я больше никогда такого не делала. За это я его и убила.
— А разве ты не можешь сделать протезы? — Эмили-Лу знала, что некоторые женщины пользуются правом на бесплатные услуги тюремного дантиста.
— Есть у меня протезы, — печально сказала Мерси. — Но я не могу их носить. Мне больно. — Она растянула губы и продемонстрировала воспаленные десны. — Поэтому я не ем и ни с кем не разговариваю. Я похожа на мошенницу. Сама молодая, а выгляжу как старуха.
Эмили-Лу написала дедушке, попросила прислать журналы, жевательную резинку и одно лекарство, на котором велела написать «витамины», так как боялась, что тюремные власти его не пропустят.
Посылка пришла через неделю. Она вынула журналы и резинку и пошла за Мерси во двор. Негритянка стояла у самой колючей проволоки, за которой начиналась свобода.