«Ни у кого из нас не оказалось ни огнива, ни трутницы, чтобы высечь искру», – засвидетельствовал Райналь.
Неожиданно повар Энри, шаривший по мокрым карманам, издал торжествующий возглас и вынул коробку деревянных спичек с большими головками, какие моряки используют для раскуривания своих трубок на ветру. Они, разумеется, были влажными, однако Джордж бегом отыскал горсть сухого хвороста, и все пятеро сгрудились в тесный кружок, затаив дыхание, пока Энри осторожно скреб головкой спички о терку.
Но вместо того чтобы с шипением ожить огоньком, спичка обсыпалась. Три следующие постигла та же участь, и, совершенно удрученные, они отстранились, решая, не обождать ли до тех пор, пока спички просохнут. Потом Энри попробовал зажечь пятую – и она занялась. Щепку за щепкой они благоговейно скармливали костру, и в конце концов костер разгорелся.
«Ах, как забились наши сердца!» – восклицает Райналь.
Вскипятив чайник, через пятнадцать минут они с наслаждением завтракали горячим чаем и жесткими галетами. Еда пробудила в них новые силы.
«Наша трапеза окончилась, и мои товарищи отправились каждый в своем направлении на поиски пещеры или грота, куда мы смогли бы перенести наши съестные припасы и где сами укрылись бы от дурной погоды», – пишет Райналь.
Но сначала они набрали запас относительно сухих дров, сложив их рядом с французом.
«Не будучи годным ни на что другое по состоянию здоровья, – иронично отмечает он, – я, по крайней мере, мог занять себя в их отсутствие поддержанием костра».
При всей важности этого ответственного поручения ему все же было очень тяжело оставаться одному, имея сравнительно мало работы, пока остальные продирались сквозь заросли кустарника на неисследованной земле. Когда утихли голоса людей, их заместили другие звуки: шипение и удары волн, крики неугомонных птиц, дробь дождевых капель, шелест и треск веток, раскачивающихся на ветру, но за всем этим притаилась гнетущая тишина – потустороннее напоминание о полной оторванности от остального мира, жуткой и непредсказуемой.
Без ободряющих звуков, издаваемых другими людьми, осознание того, что от ближайших обитаемых мест его отделяет целых двести восемьдесят пять миль, производило на Райналя тягостное впечатление, и он, что для него было совершенно нетипично, впал в безысходное отчаяние.
«Можете только представить, какими унылыми раздумьями я был охвачен, оставленный наедине с самим собой», – признается он.
Он размышлял о своей судьбе, об обреченной на неудачу погоне за богатством, которая привела его в столь незавидное положение.
«Я стал думать о своей семье», – вспоминает он.
От родителей его отделяло не только полмира, но и семнадцать лет, прошедших с тех пор, как он виделся с ними в последний раз декабрьским днем 1846 года при расставании в Париже. Вся прошлая жизнь вдруг предстала перед мысленным взором Райналя подобно дороге, со страшной неизбежностью приведшей его к такому кошмарному итогу.
Поиски богатства Франсуа Райналь начал в декабре 1844 года, в возрасте лишь четырнадцати лет, когда его родители лишились всего своего имущества в Муассаке, небольшом городке на юго-западе Франции. Будучи старшим из троих детей, он решил, и весьма неразумно, что на нем лежит обязанность поправить благосостояние своей семьи. Бросив колледж, Франсуа отправился в море, что было с его стороны крайне опрометчивым поступком, поскольку он был слишком молод, чтобы рассчитывать на какой-либо рост по службе, а нажить состояние мореходным делом любому, кто ниже чина помощника капитана, не стоит и надеяться.
Осознав эту истину после пары рейсов, Франсуа Райналь, проведав родителей, которые тем временем переселились в Париж, отправился на остров Маврикий в Индийском океане, где нанялся надсмотрщиком на большой сахарный завод. В дополнение к тому, что несколько бунтов заставили его постичь науку управления большими бригадами бесправных индийских работников, здесь он выучился ремонтировать выходящую из строя технику. Затем, в 1852 году, в Порт-Луи зашел корабль, принеся новость о том, что в Австралии обнаружено золото, и в нем снова вспыхнула жажда наживы. Очарованный умопомрачительными рассказами об «огромных состояниях, сколоченных в считаные дни, о золотых самородках весом в сто пятьдесят фунтов», Райналь бросил свою работу и заплатил за место на «скверно оснащенном маленьком бриге», направляющемся в Мельбурн.
Прибыв в залив Порт-Филлип в апреле 1853 года, он застал Мельбурн охваченным безумием: тысячи человек отчаянно рвались вглубь материка на прииски. Впрочем, у Райналя доставало здравого смысла понимать, что, если он хочет добиться успеха, ему сначала следует выучить английский язык. И он нанялся на паровой пакетбот, курсирующий между Порт-Филлипом и Сиднеем в Новом Южном Уэльсе, что было разумным решением, ибо нехватка моряков в тот период времени давала ему возможность заработать неплохие деньги. Однако ему, по всей видимости, было суждено терпеть постоянные неудачи, размышлял Райналь, сидя понуро у костра на острове Окленд.