Я не буду рассказывать обо всём, что я видел. Кошмары должны забываться. Прошлое в прошлом.
Судьба «Кассандры» оставалась неизвестной. За моего отсутствия командование наверняка принял Том. Но куда они направились, можно было только гадать. На «Морже» мы потеряли пять человек, трое остались калеками. Мы бежали, не высчитывая курса, поставив паруса фордевинд, по ветру. Лишь бы подальше от возможных преследователей. Неделю нас кидало по волнам, неся в неизвестном направлении. Лишь на седьмой день я взял секстант, желая определить наше местоположение. К тому времени щека уж перестала пульсировать и сочиться кровью, и я мог свободно двигаться.
Мы сильно отклонились от намеченного курса. Стоило теперь собраться и решить, куда продолжать путь — далее, на Багамы, или в ином направлении.
На наше счастье, основная добыча находилась на «Морже». Я был рад тому обстоятельству, что и сам был здесь. «Кассандра» пропала, и честно говоря, никто о том не сожалел. Наша доля в одночасье увеличивалась вдвое. Возможно, военный фрегат настиг «Кассанду», и все наши товарищи теперь болтаются на реях или кормят рыб.
С кораблём ушло и моё личное добро. В том числе и бумаги старого Хэтча. К тому времени я и вспоминать забыл о таинственном острове, усыпанном золотыми монетами с затонувшего галеона. Потому о потере сильно не горевал. А вот золота было жаль. Утешало лишь то, что на «Морже» хранилась моя доля, превышающая утраченное в сотни раз.
Путь на Гаити был закрыт. «Екзетер» наверняка разнёс о нас весть по всей Вест Индии. Встреченный нами корабль принёс новости о том, что за нашу поимку назначена баснословная награда. Это означало, что нам закрыт путь в каждый из портов, в котором нас могли узнать. Английская эскадра курсировала у побережья Мэйна, поджидая нас. Да и Европа не ждала с распростёртыми объятиями.
Встреченный корабль пришлось потопить, а команду вырезать. Никто не должен был знать о нашем местонахождении.
Стоило выждать некоторое время. В укромной бухточке, подальше от морских путей.
Лучшего места, чем остров Кидда, было не сыскать.
Глава 3
Совет. Что делать с сокровищем
Джон быстро стал на ноги. Вернее, на одну. Правую. Неделю он пролежал в горячке. Мы уж думали, отдаст концы. Да не с того теста был Джон, чтоб загнуться, потеряв кусок себя. Спустя полмесяца он уже проворно скакал на костылях. Никакая сила не смогла бы заставить Сильвера покинуть нас, не забрав свою долю.
Кличка «Окорок» плотно закрепилась за Долговязым. Если раньше Джона называли так за широкое, красное лицо, то теперь кличка звучала двусмысленно. Флинт назвал Джона Окороком после того, как Скадемор спросил, что делать с отрезанной конечностью Джона.
«Брось этот окорок рыбам» — рассмеялся тогда Флинт.
Так прозвище прицепилось к Джону. Но пользовались им лишь тогда, когда хотели задеть за живое.
Теперь Долговязый не мог исполнять обязанности командира абордажной команды. Однако занятие ему нашлось — Флинт назначил Джона главным по имуществу, отдав ключи от каморок и сундуков. От всех, кроме ключей от клетки, где хранились запертыми сокровища. Тот ключ Флинт держал при себе.
Отныне Долговязый обязан был следить за порядком на корабле, начиная от чистоты и заканчивая заготовкой провизии. По сути дела, он выполнял те же обязанности, что и ранее; за исключением необходимости вести людей в бой.
Чтоб Сильвер мог передвигаться, ему сделали костыль. Но этого оказалось мало — при сильной качке на двоих иногда трудно было удержаться. Сильвер придумал повязать в самых трудных местах свисающие, подобно лианам, концы, за них он и хватался при ходьбе. Мы прозвали их «сережками Сильвера» — они напоминали серьги, столь любимые моряками.
Я сменил слепого на должности штурмана и взял управление «Моржом». Пью сидел на баке целыми днями, постанывая и жалуясь на горькую судьбу. К нему никто не хотел приближаться.
Совет проходил в капитанской каюте. Я, квартирмейстер, боцман Джоб Андерсон, канонир Хэндс, плотник Джек Морган, Чёрный Пёс, Дарби, Дэрк и еще двое — трое представителей команды, имён которых я не запомнил.
Флинт восседал на кресле, как на троне. Шляпу надвинул на глаза и исподлобья наблюдал за нами, пыхтя трубкой. Остальные, кроме одноногого, опирали стены. Джону позволено было присесть на тюфяк. Попугай ютился на его плече. К тому времени Каторжник выучил целую кучу английских слов, но в присутствии Флинта он не желал даже чирикать. Жался к Джону и перья топорщил.