И все же смельчак нашелся. Им оказался молодой самец с крепкой, перевитой тугими мускулами грудью и широкими длинными ластами. Он предчувствовал, что границу гарема Бэнкэя переступить безнаказанно не удастся, и потому долго – не день, не два – изучал жадными глазами подступы к нему. Наконец решился.
Увидев пришельца, Силач удивленно поднял голову. Каяма, не ожидавший покушения на власть своего любимца, был поражен не меньше. Силач был еще слишком могуч. Все безропотно признавали его главенство. И вдруг какой-то бродяга решается ему противостоять и нагло бросает вызов!
Силач глухо заревел. Это был пока не грозный боевой клич, а скорее предупреждение: берегись, одумайся. Но самец не внял сигналу. Молодость, горячая кровь бунтовали в жилах. Тело напружинилось, готовое к броску. Ласты с силой ударили в песок. Нет, он не желал отступать!
И тогда Силач издал громогласный рык. Словно боевая труба прогремела над пляжем. На мгновение секач замер, как боксер перед схваткой на ринге, и в следующую секунду, расталкивая многопудовой тушей самок, давя детенышей, ринулся вперед.
Они сошлись у кромки прибоя. Молодой самец первым нанес удар. Изловчившись, хватил противника клыками в бок. Брызнула кровь. Силач яростно заревел, откинувшись назад, чуть приподнялся и с размаху обрушил тяжелый ласт на голову врага. Тот зашатался. Новый удар свалил его на песок. Силач был опытным бойцом. Клыки его глубоко вошли в тело противника. Однако самец не отступил. Полный решимости победить любой ценой, он рванулся что есть силы. Резко тряхнул мордой, будто сбрасывая оцепенение, и снова ринулся в атаку. На сей раз повезло. Силач допустил промах. Он отклонился, чуть больше приоткрыв горло, и самец тотчас же вцепился в него. Силач захрипел, попытался вырваться, но хватка была мертвой. Напрасно он наседал на холостяка грудью, пытаясь сломать ему хребет, наносил удар за ударом ластами – ничего не помогало. По морде самца текла кровь. Он захлебывался, но клыков не разжимал.
Силачу удалось вырваться с большим трудом. Он потерял много крови. Движения его стали медленными и неровными, а дыхание хриплым, прерывистым. Ласты дрожали и подгибались. Каяма кричал: «Держись, Бэн-кэй! Держись, друг!» Он был целиком на стороне Силача, и ему мучительно хотелось хоть чем-нибудь помочь своему старому знакомцу.
Холостяка окрылил успех. Он продолжал наседать, нанося все новые и новые удары, ни на секунду не останавливаясь. Инстинктивно молодой самец понимал, что Силач опытнее, сильнее, его можно взять только измором.
Борьба шла долго. Но теперь силы были неравны. Силач начал явно уступать противнику. Под конец дрогнул и попятился. У Каямы сжалось сердце. Еще какое-то время Силач продолжал отражать натиск соперника, но все тяжелее подымались ласты, глаз с разорванным веком ничего не видел, легким не хватало воздуха…
Самец налетел опять, сбил Силача на бок. Тот сумел, однако, подняться, в последний раз бросился на врага, потом зашатался и рухнул.
У Каямы к горлу подступил сухой ком. Он вдруг почувствовал себя старым-старым. И с острой жалостью подумал: «Люди так же, как звери, – раз упав, уже никогда не поднимаются».
Победивший самец громко заревел, оповещая всех о своем триумфе. К нему нерешительно приблизилась самочка, ласково, точно прося разрешения, ткнулась мордочкой в бок. Он снисходительно похлопал ее ластом. Припадая на разорванный бок, решительно пополз к центру гарема. Теперь владыкой здесь был он!
Каяма часто припоминает эту сцену. Он понимает: все правильно, жизнь неотвратимо идет вперед и молодость всегда побеждает, но тем не менее жить и ждать конца грустно.
С северной оконечности острова донеслись громкие крики. Ну вот, началось!.. Пять тысяч зверей уже забито нынешним летом. А ведь только июль. Если будет продолжаться в таком же темпе, он за стабильность стада поручиться не сможет. Пусть фирма не желает заботиться о богатстве земли и сохранении котиков для потомков. Но должны же они хотя бы прогнозировать свои будущие прибыли?..
Отколов часть стада, корейцы погнали его к забойной площадке. Истошно блея, котики неуклюже ползли вдоль скал по проторенной их предками дороге. К воде зверей не подпускали, отпугивая криками и дрыгалками. В море, родной для них стихии, поймать котиков невозможно. Виртуозные пловцы и ныряльщики, они беспомощны лишь на суше…