Однокозов понимал друга без лишних слов. Они долго вместе воевали и все знали друг про друга. До войны у Калабашкина была большая семья. Когда он после ранения прибыл на побывку домой, то никого не нашел. Мать расстреляли каратели, отец и три брата погибли, сестер угнали в неметчину… Всего один день и пробыл Калабашкин в селе, больше не смог.
Вернувшись во взвод, сказал: «Нема у меня, Клим, ни ридной мати, ни своей хаты. Вся земля – дом родной».
– Ты… не надо. Не смей травить себя зазря! Понял? – шепнул Клим.
– Не буду, – согласился Никита. – Уже прошло… Ты-то чего крутишься? Или за день не намаялся?
– Мыслишка одна в башке балует.
– Насчет баб, что ли?
– Про то днем болтовни хватает. – Однокозов потянулся. – Как думаешь, в деревне первачок гонят?
– Кто-то из хлопцев рассказывал, бабка там одна…
– Что ты! – приглушенно воскликнул Однокозов, приподнявшись на локтях. – А где живет, знаешь?
– Крайняя хата, кажись. Да тебе-то зачем? Ты ж ее, эту дрянь, терпеть не можешь.
– Одевайся.
– Не дело затеял, Клим.
– Дело не дело, зато ребятам на удивление.
– Брось. Не время забавляться.
Однокозов быстро натягивал сапоги.
– Идешь?.. Ну и дрыхни, черт с тобой! – Прихватив две фляги, он выскользнул из палатки.
Калабашкин от возмущения потерял дар речи. И что за человек! Вечно ему, как челноку, сновать бы туда-сюда. И придумал же ерунду: нужен ему первачок, как зайцу зубная боль!.. Теперь в какую-нибудь историю вляпается.
На фоне темного леса в лунном молоке отчетливо прорисовывались прямоугольники парусины. Дорожки между ними четко обозначились пунктиром белых камешков. На передней линейке маячили фигуры дневальных.
Однокозов держался от них подальше. Посвящать в свой план большую компанию сейчас неинтересно. Другое дело – завтра к вечеру. «Наркомовская норма из личных запасов сержанта Однокозова. Не желаете ли?..» То-то будет потеха!
Скрывшись в кустарнике, росшем за палатками, Однокозов, незамеченный, обошел лагерь стороной. До деревни ходу минут сорок. К рассвету надо управиться. Тогда никто ничего не узнает.
Поселок лежал в распадке. Ни огонька, ни звука – будто вымер. Домов было не более двух десятков. В какой же толкнуться?
Несколько минут Клим пристально изучал расположение деревни. В доме неподалеку от берега лучше всего, пожалуй, установить пулемет: и дорогу, и опушку леса держал бы под прицелом. А наблюдательный пункт… Фу, черт! Как въедливы фронтовые привычки! На мир иначе как из окопа смотреть разучился… Сейчас не та задача.
Дом возле лагуны, стоявший несколько особняком, показался самым подходящим для темных делишек.
Он подошел поближе, остановился возле забора, прислушался. «Приключение – первый сорт. Начнем, пожалуй!..»
– Эй, хозяева! – негромко позвал Однокозов.
Никто не откликнулся. Тишина. Тронул калитку – та послушно открылась. Потоптавшись на месте, Однокозов двинулся к крыльцу и… не сразу понял, что произошло. Молниеносный толчок, падение, острые клыки впились в ногу… «Проклятый волкодав! Хоть бы облаял! А то напал исподтишка, как фриц…»
Взвыв от боли, Однокозов, откуда взялись силы, отшвырнул собаку и бросился к калитке. Спасаясь, он прыгнул в сторону, угодил в какую-то яму, с размаху ударился о камень.
«Теперь каюк!» – мелькнуло в голове.
Уткнувшись лицом в землю, он в ожидании нападения съежился. Вдруг собака взвизгнула. Было слышно, как она тяжело плюхнулась на землю.
– Пошла вон, скотина! – раздался знакомый голос. – Лихоманка тебя дери!
Неизвестно, к кому относилась последняя фраза, однако спасение в образе друга подоспело в самый критический момент.
Однокозов попытался подняться, но ногу пронзила острая боль. Застонав, он осел на землю.
– Что случилось? – встревожился Калабашкин.
– Нога… Может, вывих, может, перелом…
– Вот беда-то! Хороша наркомовская, кость ей в горло!
И опять было не совсем понятно, кому предназначалась угроза: Климу с его дурацкой затеей или повизгивающему в отдалении волкодаву, не решившемуся напасть вторично на превосходящие силы противника.
Калабашкин подхватил Однокозова на руки и быстро зашагал к лагерю.
В палатку медпункта ворвался запыхавшийся Калинник. Увидев склонившуюся над Однокозовым Лиду, отрывисто спросил:
– Жив?
Лида неодобрительно покосилась на него и, продолжая бинтовать, спокойно сказала:
– Прошу без паники, товарищ старший лейтенант. От укуса здоровой собаки и вывиха еще никто не умирал.