Они стояли на разных концах лестницы самого справедливого общественного устройства, и Ред, несмотря на то что Дафи был старше и физически сильнее, мог смотреть на него сверху вниз, но не делал этого. Правда, в его учтивой приветливости иногда проскальзывало высокомерие. Временами Дафи казалось, что паршивец Ред, при всей своей рафинированности, принюхивается, не попахивает ли от него навозом. Ох и чесались же у Дафи руки! Так хотелось дать по морде этому вылощенному сынку судьи Слайтера! В те годы Дафи еще не обтерла жизнь. Он был слишком самолюбив, что при его положении являлось непозволительной роскошью…
Воспоминания вызвали у Бенкрофта двойственное чувство. Было досадно заново ворошить обиды и унижения, пережитые в молодости, но, с другой стороны, гордость торжествовала. Да, он голодал в трущобах Фриско; не имея приличного снаряжения, замерзал в снегах Клондайка, куда его привела периодически вспыхивающая у американцев надежда на новый золотой бум; питался тухлятиной и сырым тюленьим мясом, обманывал, как последний подонок, несмышленых алеутов. Зато теперь в его руках сила и полномочия, которые заставят командера[33] Слайтера делать то, что он укажет. Командир базы «Симс» это уже вроде бы усвоил. У кого достанет характера отвергнуть руку дающего? За деньги все покупается – от подтяжек до миноносца. Теперь заказывает музыку Бенкрофт!
Итак, старина Ред прибыл. Сейчас он расскажет подробности. Радиограмма была слишком лаконичной: «Операция проведена успешно». Для кого? Осталось ли на Кайхэне что-нибудь после обстрела, или остров превращен в пустыню? Не зацепили ли они котиковый пляж? Могли промахнуться, не рассчитать. Оправдание всегда найдется. Сыну судьи Слайтера наплевать на заботы Дафи. Ред, безусловно, свято выполнил обязанности командира корабля, но к бедным, беззащитным зверюшкам равнодушен. А того не понимает, что каждая шкурка – валюта. Живые миллионы должны до поры до времени спокойно расти и размножаться. Придет их час.
Отодвинув пустой бокал, Бенкрофт с трудом вылез из шезлонга. Спина уже не имела той гибкости, что раньше, и он с огорчением подумал: «Не рано ли дряхлеть начал? Сорок лет для мужчины – славная пора. Надо бы заняться спортом. Гольфом, например. Джентльменская игра. Напроситься в партнеры к Колклафу, что ли?.. Может учтиво отказать, с него станется. Коммодор любит почтительных…»
На улице стоял немилосердный зной. Беспощадно палило солнце. Листья на пальмах поникли, съежились. Пыль, поднятая проезжающими машинами, не оседая, висела в воздухе. Нестерпимо хотелось пить.
Через пять минут ходьбы Бенкрофт взмок и подумал: Колклаф снова сморщит свой аристократический нос. Он, видите ли, не выносит запаха пота. Словно Бенкрофт виноват, что на этой богом забытой военной базе печет как в преисподней. Побывать бы коммодору хоть часок на котиковом промысле, где от одного духа птичьего помета нутро выворачивает…
Адъютант преградил Бенкрофту дорогу.
– Простите, сэр, на докладе у коммодора командир эсминца «Джервик», – сказал он.
– Благодарю за информацию, энсайн[34], – улыбнулся Бенкрофт, – доклад касается меня непосредственно, так что можете не волноваться. Он приоткрыл дверь и, просунув в щель голову, робко спросил: – Надеюсь, не помешаю?
Поскольку ответа не последовало, Бенкрофт вошел без приглашения. На холеном лице Колклафа отразилось недовольство. Однако возражать он не стал и сухо представил незваного гостя капитану эсминца.
Слайтер встал. При высоком росте он вряд ли весил более ста пятидесяти фунтов[35]. На такие вещи у Бенкрофта глаз был наметан. Взглянув на тушу зверя, он мог почти безошибочно определить, сколько она весит. «Не разжирел же ты, однако, дружище, на казенной службе», – не без иронии подумал он.
Не зная еще, как вести себя со Слайтером, Бенкрофт одарил моряка одной из своих самых ослепительных улыбок и двинулся к нему, приветливо протягивая руку:
– Давненько мы не встречались, Ред!..
Слайтер слегка отстранился. В его спокойных серых глазах, Бенкрофт мог поклясться, плеснулась холодная усмешка. Предупреждая дальнейшую фамильярность, капитан быстро протянул руку и отрывисто сказал: