Полк после тяжелых боев на Псковщине отвели тогда на переформировку в недалекий тыл. Стояла лютая зима. Однажды Махоткин отправился на полковой склад, располагавшийся в соседней деревне, за теплым бельем для солдат. Он ехал в санях и, подхлестывая лошаденку, что-то беззаботно насвистывал, как всегда безбожно перевирая мотив. Дорога петляла по лесу. За поворотом вдруг выкатился из-под куста маленький пацаненок в драном ватнике.
– Дяденька! – закричал он. – Не ехай дальше!
Голос у парнишки с хрипотцой, простуженный.
– Это почему же? – спросил Махоткин. – Баба-яга, что ли, на метле скачет?
– Сам ты яга! Фрицы тамочки. – Пацан обиженно шмыгнул носом.
– А не врешь? – усомнился старшина.
– Могу побожиться!
– Далеко они?
– Ни, близенько. Возле тех кусточков. С пулеметами лежат. Трое!
Махоткин знал, что разбитые под Дедовичами немцы небольшими группами пробиваются лесами к своим, но никак не предполагал нарваться на засаду. «Еще бы шагнул чуток, – зло подумал старшина, – и принимай, мать-земля, еще одного воина!..»
– Показать сумеешь? Так, чтоб незаметно?
– А не забоишься? – в свою очередь шепотом спросил пацан.
Махоткин ответил серьезно:
– Сам понимаешь, нельзя их оставлять: кто другой напороться может. Тебя как звать? Смотри-ка ты, тезку повстречал. Хорошая примета. А батька где?
– Нема батьки. Пулеметчик был. Давеча похоронка пришла.
Это было сказано с горестной, совсем не детской тоской, и у Махоткина захолонуло в груди. Он привлек пацана к себе и тихо сказал:
– Не дрейфь, Трофимка, все будет хорошо! Ну, пошли. Дадим прикурить ползучим гадам!..
Он срезал очередью двоих, а третий немец, прежде чем Махоткин успел и его припечатать, выстрелил. Пуля прошила мякоть бедра. И привез его Трофимка, окровавленного, прямо к себе домой. Мария сделала перевязку, как настоящая сестра милосердия…
Она все умеет. За что ни возьмется – работа в руках горит. К ней вся деревня идет: присоветуй, выручи… Мария никому в помощи не отказывает, доброй души человек. А с лица строгая. Глаза серьезные, глянет – сразу робеешь, даром что гвардеец… Ходит плавно, голова высоко вскинута, будто коса оттягивает назад, а на лице и обнаженных до локтя руках конопушки, такие же, как у Трофимки на носу, рыжие, настоящего солнечного цвета… Нет сомнения, Мария – судьба его. Повстречал невзначай, а полюбил на всю жизнь. Как она решит, так и будет!
Дождь зарядил не переставая. Волны стали круче, изломаннее, они зло ударяли в борт, захлестывали на палубу, растекаясь по ней белой шипящей пеной.
– Ну и разыгралось! Черт бы побрал эту погоду! – поежился Махоткин.
– Шторм идет, – заметил рулевой. – Погоди, еще не то будет. Небо с овчинку покажется.
– Не стращай. Наверное, назад повернем! – заметил старшина.
Толоконников пожал плечами. Он бы давно отдал такое распоряжение. Но командует Свят, следовательно, они скорее окажутся на дне морском, чем на берегу. Однако он ошибся.
– Смотрите! – воскликнул рулевой. – Сигналят. Всем… следовать… в бухту… Поворачиваем!
«Ага, дождался, пока прижали! – не без злорадства подумал Толоконников. – А я ведь предупреждал…»
Справа показался рифовый барьер. Он тянулся от каменного мыса и, расширяясь, проходил вдоль берега, чуть ли не наполовину перекрывая вход в бухту. Толоконников всегда с опаской поглядывал в ту сторону. Море на рифах даже в спокойную погоду ревело грозно. А сейчас ветер, как назло, изменил направление и задувал с суши, навстречу судам. Катер начал сильнее зарываться носом.
Толоконников первым почувствовал неладное. Его ухо, привыкшее слышать пульс мотора, сразу уловило изменение ритма в работе двигателя. Он напряженно прислушался.
На некоторое время рев двигателя выровнялся, заработал нормально. «Дотянем, – решил Толоконников, – а на берегу разберусь, в чем дело». Но дизель снова начал давать перебои. Потом катер вдруг мелко затрясся. Мотор еще несколько раз судорожно всхлипнул и замер. Наступила зловещая тишина.
По узкому трапу Толоконников скатился в сумрак машинного отделения. Над дизелем, гремя гаечными ключами, колдовали два моториста.
– Что стряслось? – закричал Толоконников.
Молодой матрос приподнял голову и, смахнув ветошью пот со лба, ответил:
– Вот… сломалась, проклятая!.. Никак не найдем причину!
– Ищите быстрее!
– Стараемся, – буркнул другой моторист, пошире в плечах и постарше. Окрик Толоконникова задел его за живое.