– Вить, ты только не сердись, – повернулась к нему Ирка, – но ведь верно же, что тут жить лучше. Ты даже сегодня не стонал и не храпел.
О, а вот и сыскался пытатель. Точнее, пытательница, да это все пустяки.
– Ладно, – снизошел Витя, – раз тебе тут нравится, то поживем здесь.
– Спасиба, милый! – Ирка звонко чмокнула мужа в щеку.
Скоро и поехали. Ирка еще загрузила торбу с едой и термосом. Взяла в руки короткую помповушку, к радости Витьки, проверила оружие и устроилась на своем переднем сиденье.
Витя попинал колеса, хотя еще совсем недавно проверил их с манометром, выдохнул воздух из легких и сел за руль.
УАЗ заурчал и попер на встречу с автомастерской. Виктор прикинул, как ему лучше подобраться, рассчитал по расстоянию, подумал о точке, с которой осмотрит деревушку. Глянул на свою супругу. Ирка сидела напряженно и внимательно шарила глазами по всему, что могла оглядеть.
Убивать курсанта не получается – мимо меня на каталке проезжает тот самый Фетюк, которого так точно и удачно передразнивал Ленька. Ну все, пропал калабуховский дом. Раз это существо здесь, значит, тут тоже сейчас начнутся глад, мор и все казни египетские. Нет, конечно, кто как, а я уверен: несчастливость – это такое же заразное явление, как грипп. Разумеется, Фетюк и тут скандалит. Пользуюсь тем, что на меня оглядывается один из сопровождающих каталку медиков, и жестом зову его к себе.
Каталка едет дальше, увлекаемая смутно знакомыми тетками – вроде видел я их в самом начале, чуть ли не в первый же день Беды, стояли тут с автоматами в холле. Мужик подходит ко мне. Здоровенный. Повыше меня, физиономия добродушная и странный шрам крестом на щеке. Почему-то вспоминаются виденные на картинках позапрошлого века немецкие бурши после своих дурацких дуэлей. Традиция была у немецких студентов в конце XIX века дикая для всех других европейцев – вызывать друг друга на дуэли, которые проходили более чем странно: дуэлянты, вооруженные недосаблями шлегерами[16] и закутанные в своеобразные кожаные доспехи (фартук, шарф, перевязь правой руки и перчатка), надев очки из металлической сетки, сосредоточенно долбали друг друга по голове и лицу, стоя практически неподвижно. Собственно, все это было для приобретения кучи шрамов – германские девушки, и без того любившие студентов, от скартированных буршей просто таяли. Француженки, наоборот, не понимали, что в изрубленной морде красивого.
– Коллега? – спрашивает меня этот бурш.
– Я хотел предупредить об этом пациенте, довелось с ним уже общаться…
– И что вы хотите сказать?
– Он очень хорошо пускает пыль в глаза. Создает себе дутый авторитет, когда же дело доходит до дела, все кончается сварой, руганью и дракой. Не совсем понятно, но он очень тонко ориентирован в нюансах гомосексуальных отношений, богатая лексика именно в этом плане.
– В наших армейских кругах обещание… э-э-э… гомосексуально употребить нерадивого подчиненного тоже широко распространено, – ухмыляется коллега.
– Ну это так, но там нет акцентировки на гомосексуальные тонкости. Шаблон, дурное знание предмета…
– Я вас понял. Спасибо, но мне такие уже попадались. Собственно, картина довольно понятна – это человек, страдающий психопатией возбудимого круга. Правда, возможен вариант – не психопатия, а психопатизация, то есть не врожденная аномалия, а приобретенная, например после травмы головы. Отсюда и злобность совершенно не по делу, выпирание собственной персоны, влезание везде и всюду, в том числе туда, где его послали «на хутор бабочек ловить», а он все является и пытается торжествовать. Плюс интерес к «гомосятине» в беседе, но не на деле. Это так он понимает свою крутизну. Вроде как в «Полицейской академии»: «Настанет день, Махони, когда я буду держать твою розовую задницу в руках…» А персонаж совсем не гомо – вполне гетеро, но именно так он должен ощущать себя крутым. Именно это, а не другое говоря.
– Солоно вам с ним придется! – сочувствую я.
– Психопат вполне понимает, что нарывается, и готов свернуть наезд, но, почувствовав слабину в противодействии, распоясывается, – явно со знанием дела поясняет здоровяк. – Если же он знает, что получит отпор, и получает, то успокаивается и переходит к нормальному уровню общения. Особенно благотворно работает метод «по рогам». Неплох старый метод с сульфозином, но в полевых условиях малоприменим. С таким сложнее всего его домашним. В общении с близкими людьми может сорваться без повода и мелочь превратить в нечто заоблачное – на определенное настроение. В другое время нормален, и жена может точно определять, когда следует молча подать шляпу, выпроводить его на работу и лучше не начинать беседу с ним. Иногда это четко сочетается с определенной погодой, иногда зависит от движения мочи в организме и заранее не определяется. Нахамив жене без повода, способен извиниться и пообещать, что больше так не будет. Совершенно искренне, но сорвется снова – это выше его. Таких людей называют «люди с коротким фитилем».