– Да ничего не творится, – пришел он к заключению. – Совсем ничего. Каким был, таким и остался. Ленивым, порочным, безответственным, ненадежным, лишенным чувства благодарности.
Признав себя в описании, Римо согласно махнул старику рукой.
– Трудное задание целиком переложил на меня, – продолжал Чиун. – Ему, конечно, обидно, что президент доверил мне такую важную миссию: заставить правительство Бакьи видеть в нашем правительстве лучшего друга.
– Вы неплохо поработали.
– Стараемся, – осторожно проговорил Чиун, не совсем понимая, о чем идет речь.
– Ясно, – сказал Смит. – Что вы уже успели сделать?
Глядя на Римо, Чиун выразительно покрутил у виска правым пальцем.
– Дали слегка почувствовать наше присутствие, – ответил Чиун. – Конечно, как слабый отблеск вашего величия, – быстро прибавил он. – Ведь настоящий император – вы.
– Однако самая ответственная часть задания еще не выполнена, – заметил Смит.
Чиун скорбно покачал головой. У всех императоров один и тот же недостаток: они никогда не удовлетворены полностью. Всегда им чего-нибудь не хватает.
– Мы готовы выполнить все ваши приказания, – бойко ответил Чиун.
– Это ты готов, – отозвался Римо. – Я с этим завязал.
– Что он там говорит? – спросил Смит.
– Да ничего. Ворчит что-то себе под нос. Разумно говорить еще не научился, вот и мелет языком – мешает нашей беседе.
– Ладно, – сказал Смит. – Ваш основной объект – по-прежнему оружие Корасона. Нужно захватить его раньше, чем это сделают другие.
– Пусть это вас не тревожит.
– В тюрьме томится американский агент.
– Хотите, чтобы мы его ликвидировали?
– Нет, нет. Это женщина. В тюрьму ее бросил Корасон. Ее надо освободить.
– Значит, убить этого негодяя? Чтобы неповадно было.
– Да не надо никого убивать! Просто освободите агента. Ее зовут Руби Гонзалес.
– И все?
– Да. Можете это сделать?
– Еще до захода солнца, – обещал Чиун.
– Спасибо.
– Это наш долг – нести с достоинством службу, император, – сказал на прощанье Чиун. А повесив трубку, признался Римо: – Не могу дождаться, когда мой президент решит наконец освободиться от Смита. Этот человек – маньяк.
– Твой президент? – переспросил Римо.
– У Дома Синанджу есть пословица: «Чей хлеб жую, того и песню пою». Да, мой президент.
– Чего Смиту от тебя надо?
– Да все этот аппарат. Похоже, все его хотят. Но, скажи честно, может ли в этой стране быть что-то стоящее, если у них даже номера приличного в гостинице нет?
– Однако ради этого аппарата тебя и послали сюда, – заметил Римо.
– А еще Смит хочет, чтобы я кого-то освободил из тюрьмы.
– И как ты собираешься это сделать? – поинтересовался Римо.
– В этой стране ничего толком нельзя сделать. Нет чистых полотенец, из кранов не течет вода, еда мерзкая. Пойду к президенту, к этому, как там его, Кортизону, и прямо скажу, что мне нужно.
– И ты полагаешь, он тебя послушает? Кстати, его зовут Корасон.
– Еще как послушает.
– И когда ты отправляешься к нему?
– Задачу надо решать сразу же, как только она поставлена – лучшего времени не подобрать. Поэтому я иду прямо сейчас, – сказал Чиун.
– Я с тобой, – заявил Римо. – Давно не смеялся.
Чиун подошел к голому, без всяких занавесок окну и, к удивлению Римо, стал махать рукой, делая кому-то загадочные знаки. Потом, удовлетворенно кивнув, отвернулся от окна.
– Что это с тобой?
– В доме напротив у окна президент Корасон. Торчит там целый день. Я предупредил его о своем визите.
– Неужели это и есть президент? Я думал, что это Любопытная Варвара.
– Нет, это Корасон.
– Он наверняка уже улепетывает во всю прыть.
– Меня он дождется, – сказал Чиун, направляясь к двери.
– Как зовут агента, которого тебе надо освободить? – спросил Римо.
– Да кто знает! Агент – женщина. Кажется, ее зовут Руби. Фамилию не разобрал. У вас, американцев, они все на один лад.
Глава седьмая
Оба тюремщика – и лейтенант, и сержант – решили поразвлечься с Руби Гонзалес. Руби была политической заключенной и, следовательно, врагом, к тому же она нанесла оскорбление священной особе президента – одно это позволяло делать с ней все что угодно. А поскольку девушка была хорошенькой, игра стоила свеч.
Однако ни одни из них не преуспел, потому что Руби по доброте душевной предупредила каждого о коварных планах сослуживца: сержант мечтал убрать с дороги лейтенанта, чтобы поскорей занять его место, а лейтенанту сержант тоже мешал: будь место свободно, шурин лейтенанта купил бы его себе.
Руби сидела прямо на полу. В камере стояло что-то вроде матраса на ножках, но Руби знала, что женщины, которые валяются днем на постели, напрашиваются на неприятности.