Выбрать главу

– Да ничего не творится, – пришел он к заключению. – Совсем ничего. Каким был, таким и остался. Ленивым, порочным, безответственным, ненадежным, лишенным чувства благодарности.

Признав себя в описании, Римо согласно махнул старику рукой.

– Трудное задание целиком переложил на меня, – продолжал Чиун. – Ему, конечно, обидно, что президент доверил мне такую важную миссию: заставить правительство Бакьи видеть в нашем правительстве лучшего друга.

– Вы неплохо поработали.

– Стараемся, – осторожно проговорил Чиун, не совсем понимая, о чем идет речь.

– Ясно, – сказал Смит. – Что вы уже успели сделать?

Глядя на Римо, Чиун выразительно покрутил у виска правым пальцем.

– Дали слегка почувствовать наше присутствие, – ответил Чиун. – Конечно, как слабый отблеск вашего величия, – быстро прибавил он. – Ведь настоящий император – вы.

– Однако самая ответственная часть задания еще не выполнена, – заметил Смит.

Чиун скорбно покачал головой. У всех императоров один и тот же недостаток: они никогда не удовлетворены полностью. Всегда им чего-нибудь не хватает.

– Мы готовы выполнить все ваши приказания, – бойко ответил Чиун.

– Это ты готов, – отозвался Римо. – Я с этим завязал.

– Что он там говорит? – спросил Смит.

– Да ничего. Ворчит что-то себе под нос. Разумно говорить еще не научился, вот и мелет языком – мешает нашей беседе.

– Ладно, – сказал Смит. – Ваш основной объект – по-прежнему оружие Корасона. Нужно захватить его раньше, чем это сделают другие.

– Пусть это вас не тревожит.

– В тюрьме томится американский агент.

– Хотите, чтобы мы его ликвидировали?

– Нет, нет. Это женщина. В тюрьму ее бросил Корасон. Ее надо освободить.

– Значит, убить этого негодяя? Чтобы неповадно было.

– Да не надо никого убивать! Просто освободите агента. Ее зовут Руби Гонзалес.

– И все?

– Да. Можете это сделать?

– Еще до захода солнца, – обещал Чиун.

– Спасибо.

– Это наш долг – нести с достоинством службу, император, – сказал на прощанье Чиун. А повесив трубку, признался Римо: – Не могу дождаться, когда мой президент решит наконец освободиться от Смита. Этот человек – маньяк.

– Твой президент? – переспросил Римо.

– У Дома Синанджу есть пословица: «Чей хлеб жую, того и песню пою». Да, мой президент.

– Чего Смиту от тебя надо?

– Да все этот аппарат. Похоже, все его хотят. Но, скажи честно, может ли в этой стране быть что-то стоящее, если у них даже номера приличного в гостинице нет?

– Однако ради этого аппарата тебя и послали сюда, – заметил Римо.

– А еще Смит хочет, чтобы я кого-то освободил из тюрьмы.

– И как ты собираешься это сделать? – поинтересовался Римо.

– В этой стране ничего толком нельзя сделать. Нет чистых полотенец, из кранов не течет вода, еда мерзкая. Пойду к президенту, к этому, как там его, Кортизону, и прямо скажу, что мне нужно.

– И ты полагаешь, он тебя послушает? Кстати, его зовут Корасон.

– Еще как послушает.

– И когда ты отправляешься к нему?

– Задачу надо решать сразу же, как только она поставлена – лучшего времени не подобрать. Поэтому я иду прямо сейчас, – сказал Чиун.

– Я с тобой, – заявил Римо. – Давно не смеялся.

Чиун подошел к голому, без всяких занавесок окну и, к удивлению Римо, стал махать рукой, делая кому-то загадочные знаки. Потом, удовлетворенно кивнув, отвернулся от окна.

– Что это с тобой?

– В доме напротив у окна президент Корасон. Торчит там целый день. Я предупредил его о своем визите.

– Неужели это и есть президент? Я думал, что это Любопытная Варвара.

– Нет, это Корасон.

– Он наверняка уже улепетывает во всю прыть.

– Меня он дождется, – сказал Чиун, направляясь к двери.

– Как зовут агента, которого тебе надо освободить? – спросил Римо.

– Да кто знает! Агент – женщина. Кажется, ее зовут Руби. Фамилию не разобрал. У вас, американцев, они все на один лад.

Глава седьмая

Оба тюремщика – и лейтенант, и сержант – решили поразвлечься с Руби Гонзалес. Руби была политической заключенной и, следовательно, врагом, к тому же она нанесла оскорбление священной особе президента – одно это позволяло делать с ней все что угодно. А поскольку девушка была хорошенькой, игра стоила свеч.

Однако ни одни из них не преуспел, потому что Руби по доброте душевной предупредила каждого о коварных планах сослуживца: сержант мечтал убрать с дороги лейтенанта, чтобы поскорей занять его место, а лейтенанту сержант тоже мешал: будь место свободно, шурин лейтенанта купил бы его себе.

Руби сидела прямо на полу. В камере стояло что-то вроде матраса на ножках, но Руби знала, что женщины, которые валяются днем на постели, напрашиваются на неприятности.