Только Руби взобралась наверх и остановилась, не успев еще отдышаться, как ее обхватили сзади сильные руки. Руки чернокожего мужчины.
– Мне надо поговорить со старцем, – сказала Руби на местном диалекте. – Пусти, идиот!
– А кто ты такая? – спросил голос сзади.
Раскаты этого голоса звучали так, будто, прежде чем достичь ушей слушателя, он не менее шести недель перекатывались в туннеле, отражаясь от стен.
– Кое-кто собирается убить старика, а ты, болван, стоишь здесь и лапаешь меня. А ну-ка скорее веди меня к нему. Ты что, боишься безоружной женщины?
Тут раздался уже другой голос:
– Безоружная женщина? Разве такие бывают?
Руби взглянула на полянку впереди. К ней шел маленький высохший старикашка с кожей цвета жареных каштанов. Кроме черных сатиновых штанов с оттянувшимся задом, на нем ничего не было. Руби решила, что старику около семидесяти.
Подойдя ближе, старец кивнул, и руки, державшие Руби, тотчас разжались. Руби низко склонилась перед незнакомцем и поцеловала его руку. Она не разбиралась в вудуизме, но проявление уважения уместно в любой ситуации.
– Так что ты говорила там о людях, которые якобы идут меня убивать? – спросил старен.
Позади него из-за соломенных хижин выглядывали люди.
– Это Корасон и его слуги. Они – на пути сюда, поднимаются по склону. Он хочет убить вас, потому что боится, как бы вы не скинули его.
Не сводя глаз с Руби, старец щелкнул пальцами, и тотчас молодая женщина, прятавшаяся до сего времени в тени хижины, подбежала к обрыву, глянула вниз и заторопилась обратно к хозяину.
– Они приближаются. Их четверо. Они несут ящик.
– Новое оружие Корасона, – сказала Руби. – Смертоносное.
– Слышал я об этом новом оружии, – проговорил старец. Он бросил взгляд на человека, все еще стоявшего позади Руби, и кивнул ему. – Ну, что ж, Эдвед. Ты знаешь, что делать.
Мужчина стремительно выскользнул из-за спины Руби и зашагал прочь. Это был огромный негр – почти семи футов роста, кожа его отливала на солнце темно-лиловым цветом.
– Мой сын, – отрекомендовал старец.
– Производит сильное впечатление, – отметила Руби.
Взяв девушку за локоть, старец повел ее на другой край небольшой лужайки.
– Думаю, не стоит Генералиссимусу видеть тебя здесь, – сказал он.
– Вы правы.
– Ты американка? – спросил он, спускаясь впереди нее с холма со стороны, противоположной той, с которой подходили Корасон и компания.
– Да.
– Я так и подумал. Хотя ты хорошо говоришь на нашем языке. Да и костюм твой одурачит кого угодно.
Сойдя футов на сорок вниз, старец остановился на плоском скальпом выступе, раздвинул густой кустарник и свисающие с дерева лианы, и Руби увидела перед собой вход в пещеру. Оттуда веяло прохладой – словно там на полную мощность работал кондиционер.
– Входи. Здесь безопасно, и мы сможем поговорить, – сказал старец.
Он провел ее внутрь, лианы сомкнулись за ними, приглушив отдаленную барабанную дробь – сорок ударов в минуту, – и тут Руби поняла, что так привыкла к постоянному звучанию барабанов, что практически не замечает его.
Старец уселся на корточки, умудряясь, несмотря на неэстетичность позы, сохранять в полумраке пещеры царственное величие.
– Меня зовут Самди, – объявил он.
Имя сразило Руби наповал, как внезапный приступ мигрени.
Казалось, ей снова пять лет, и она гостит у бабушки в Алабаме. Как-то вечером она забрела далеко от ветхого домишки у пруда, где весь день надрывно жужжали мухи, и оказалась у самого кладбища.
Тьма сгустилась внезапно, но за кладбищенской оградой она видела людей – те танцевали и веселились, а она, прислонившись к ограде, следила за ними. Подражая им, девочка тоже стала танцевать, не сходя с места и думая про себя: как жаль, что она еще маленькая и не может присоединиться к взрослым. Но вдруг этот танец средь могил резко оборвался, из темноты выступил мужчина, обнаженный до пояса, но в цилиндре – как Авраам Линкольн, – и все танцующие пали ниц и принялись монотонно повторять одно и то же слово.
Руби никак не удавалось понять, что же такое они говорят – ведь она никогда раньше не слышала этого слова. Она затаила дыхание и вся обратилась в слух. И тут вдруг она расслышала его.
– Самди! Самди, Самди! – повторяли люди.
Почему-то Руби не хотелось больше танцевать. Холод пробежал по ее телу, неизъяснимый страх охватил ее; девочка вдруг вспомнила, что ей всего пять лет, и находится она на кладбище, далеко от дома, и уже наступила ночь. Она стрелой помчалась домой, к бабушке.
Старая женщина успокоила девочку, прижав ее к своему большому теплому телу.