Что с ним? Вправду не хочет ехать? Ведь как рвался после того телефонного звонка! Весь просветлел, и напевал про себя, и собрался в полдня... Дело в том, что отец ехал в Кижи не просто так, не ради собственного удовольствия и отдыха — для этого ехали его спутники и Валера, не в научную командировку, а чтоб встретиться там с очень большим, очень нужным ему человеком, который ровно через шесть дней будет проездом в Кижах — об этом отец узнал из того вечернего телефонного разговора, после которого он и воспрянул духом... Обо всем этом Валере под большим секретом рассказала мама.
Отец между тем не унимался:
— Молодцы же мы с вами! Паломники! Странники!
Зойкины глаза были в упор направлены на него.
— Увидите — скоро государство начнет чеканить из этих древних рассохшихся бревен доллары, фунты и франки, и столько понаедет сюда всяческих интуристов со всех концов земного шара!
— А вам жалко? — неожиданно спросил Женя. — Пусть государство чеканит валюту из бревен, и побольше, пусть получит то, что недополучили в свое время русские мужики, плотники...
— Да я не против, пусть, — слегка смутившись, заверил отец и впервые неодобрительно посмотрел на Женю, — но как мы с вами клюнули на это?
— Я не клевал, — проговорил Женя, — я поехал независимо от всех этих, как вы сказали, стад и орд.
«Штучка!» — подумал Валера.
— Каждому так кажется, — сухо заметил отец. — Вы обманываете себя, Женя, поверьте мне... Вы...
— Стоп, Олег! Я лишаю тебя слова, — вмешался Василий Демьянович, впрочем, он мог этого и не говорить: отец уже выдохся и — Валера это знал — теперь с полчаса будет молчать... — Дети, не обращать внимания на буйство взрослых и не спешите ими стать! Мы приближаемся к цели путешествия...
Зойка вскочила с сиденья, и в тугое круглое лицо ее бросился багровый румянец.
— Мне бы переодеться...
— Джентльмены, прошу оставить нашу даму наедине, — сказал Василий Демьянович.
Зойка сконфузилась, закусила толстенькую верхнюю губку и, жалобно посмотрев на Валеру, который последним покидал купе, залопотала, как маленькая:
— Я быстро, в один миг... Честное слово!
«Вечная морока с этими девчонками, — подумал Валера, не забыв, однако, кинуть на себя взгляд в зеркало. — Все у них не так...» И через «миг», который длился минут пять, Зойка виновато глянула на него через отодвинутую дверь уже не в ладной коротенькой юбочке и белой кофточке, а в старом тренировочном костюме.
А потом был мокрый перрон Петрозаводска, большой, с явными архитектурными излишествами вокзал. Потом была бодрая рысь под холодным непрекращающимся дождиком по вокзальной площади с рюкзаками, прыгающими за спиной, расспросы и поспешная посадка в автобус, идущий к порту. И в этой суете и спешке с волнениями и жадными взглядами через мокрые автобусные окна на незнакомый город, широкий, чистый, свежий, Валера забыл об отце, о его настроении и споре с Лошадкиным, о Жене. Валера смотрел во все глаза в окна и радовался яркой зелени и простору этого северного города, носящего имя Петра Первого.
А потом было Онежское озеро, Онега...
Остро запахло причалом — мокрым, раскисшим от сырости деревом, корой и морской свежестью, дохнувшей в лицо с залива. Залив был серый под беспросветно сереньким небом, и его сильно рябило от дождя. На небольшой волне мотались катера и большие темные лодки. Слева и справа были причалы, пристани, суда, какие-то строения, а спереди, уходя в беспредельность и сливаясь с хмурым небом, была Онега.
Рядом, у Валериного плеча, стояла Зойка в блестящей от дождя стеганой нейлоновой куртке, с мокрой челкой на лбу. Сзади — взрослые.
Они с неменьшим любопытством смотрели вперед, туда, где в тумане и мороси прятался этот Остров Несметных Сокровищ, которому так досталось сегодня от отца.
Между тем Лошадкин энергично задвигал ноздрями:
— Деревня! Пахнет деревней! Сеном, щепой, росою... Русью!
— Русопят ты несчастный, — сказал отец, — прекрати!
— Даю голову на отсечение — эти воды пахнут сеном! — воскликнул Василий Демьянович. — Вы чувствуете? Нюхайте!
— Есть нюхать! Чувствуем! — взвыл Валера, задвигал носом из стороны в сторону и храбро потащил его дочку к краю скользкого причала. Зойка, отчаянно упиралась, взвизгнула, однако Валера не отпустил ее руку, теплую, пухловатую, со следами маникюра на ногтях.
— Не дурачься, — сказал Василий Демьянович.
— Так ведь вы сами приказали нюхать, а мы с такого расстояния не можем определить, чем пахнет вода.