Мстислав Георгиевич покинул кабинет с видом оскорбленного кавалергарда.
— Вот вам нынешние педагогические кадры, — сообщила Клавдия Геннадьевна. — Первый год работы, юноша полон энтузиазма, стремится к контакту с учениками, причем без всякого панибратства, на творческой, как говорится, основе. Не терпит разгильдяйства, ревностный сторонник твердых правил и дисциплины. Казалось бы, чего еще желать? А получается Бог знает что… Вместе со старшеклассниками уговаривал меня отпустить их в поход с ночевкой. Уговорили, хотя для меня это лишние страхи и нервы. А вчера выяснилось, что ребята отказались идти с ним. Из-за стычки с курильщиками в туалете. Начал рьяно наводить порядок, не учел самолюбия наших великовозрастных интеллектуалов. И вот результат… Причем отказались-то даже не те, с кем был конфликт… А он счел, что я тайно поддерживаю это дело, чтобы похода не было… Честное слово, сам еще как дитя, трудный подросток. Хоть маму вызывай.
— Может быть, стоит? — улыбнулся Михаил. И подумал, что пора прощаться. — Клавдия Геннадьевна, у меня еще просьба. Можно отметить у вас командировку? Чтобы не ходить в управление, не козырять здешнему начальству…
— Разумеется… Ох, но печать-то в сейфе, а ключ секретарша унесла. Я отпустила ее на полчаса в магазин, дела житейские… Вы можете подождать немного?
— Если я вам не мешаю…
В кабинете было уютно, до поезда оставалось больше двух часов, болтаться по слякотным улицам не хотелось.
Клавдия Геннадьевна сказала, что ничуть он не помешает и, может быть, ему будет даже интересно. Сейчас явится еще одно трудное дитя. Весьма своеобразная личность.
Личность явилась. И Михаил тут же угадал в ней одного из вчерашних «караульщиков», хотя накануне видел его издалека. Симпатичный оказался парнишка. С небрежной прической пшенично-золотистого отлива, в меру курносый, с одинокими веснушками на подбородке и правой щеке (словно кто-то бросил в лицо горсточку желтой шелухи, да промахнулся, зацепил краем). С большим пухлогубым ртом, который наверняка растягивается в замечательную улыбку. Глянешь и подумаешь — вот ясная душа… Только очень внимательный взгляд мог различить серую пыльцу под глазами — след курения — да недобрые точки в зрачках.
Рот мальчишки растянулся полумесяцем:
— Здравствуйте, Клавдия Геннадьевна. Физик сказал, что вызывали.
— Не физик, а Мстислав Георгиевич. Что за манеры, Егор!
— Ах да, извините…
Он держался свободно. Однако в первый миг, когда они с Михаилом встретились глазами, живые брови Егора Петрова беспокойно шевельнулись, губы напряглись. Дрогнул мальчик.
— Петров, — официально сказала Клавдия Геннадьевна. — Меня интересует вчерашняя безобразная история. За что вы избили Ямщикова?
Егор придал зеленоватым глазам выражение полной невинности.
— Кто «мы»? Он подрался с Копчиком, а при чем тут я?
— Что за Копчик?
— Ну, Копчик и Копчик… Кажется, Вовкой зовут. Я толком и не знаю. Мы повстречались случайно, а потом…
— Вы же специально у школы караулили, — сказал Михаил.
— Если стояли, значит, караулили? Копчик какого-то девятиклассника ждал, а потом говорит: «А, вон ваш Редактор ковыляет, надо мне с ним разобраться». Я говорю: «Охота тебе…»
Михаил видел, что мальчишка врет с дерзким расчетом: чем нахальней — тем правдоподобней.
— …А потом мы пошли к цирку, узнать насчет билетов на «Звезды на льду». А Ямщиков откуда-то прямо на нас выскочил. Они с Копчиком и сцепились, у них какие-то давние счеты. Я и не подходил…
— Егор, не лги. Утром ты обещал расправиться с Ямщиковым, когда тот вступился за второклассников.
— А чего он не разобрался, а суется! Ему везде за справедливость бороться надо!.. Я сгоряча и сказал: «Обожди, ты от меня получишь». Так можно каждого в бандиты записать, если к словам придираться…
— Егор, — значительно сказала Клавдия Геннадьевна. — Может быть, не следует выкручиваться? Хотя бы сейчас… — И она перевела выразительный взгляд на Михаила.
— Клавдия Геннадьевна, — улыбнулся Михаил. — Мне не хотелось бы играть роль пугала. Пусть Егор Петров знает, что я здесь по другому делу, хотя и шел вчера вместе с Ямщиковым до троллейбуса… Может быть, как раз в этом случае Петров будет искреннее. — И усмехнулся про себя: «Не будет. Не таков…»
В глазах Егора мелькнуло облегчение.
— А чего мне выкручиваться, если я его не трогал?
— Но ты стоял тут же, когда твои дружки били Ямщикова. И не вступился за товарища по классу, — сказала директорша.