– Если хотите, ночуйте здесь, мне все равно.
Он развернулся, намереваясь удалиться, но точнехонько перед ним, с чавканьем вбив сапоги в грязь, приземлилась женщина, та самая, что бежала к дракону по вспыхивающим в воздухе ступеням. Она что, с такой высоты спрыгнула? Там же этажа три было, никак не меньше…
– Не слушаются детишки? – весело поинтересовалась она, и Карина просто внутренне сжалась в комок, потому что этот голос… этот голос она узнала.
У этого голоса были особые интонации – хрустальные. Он звенел, как старинные (или просто старые?) бокалы, которые практически никогда не извлекались из серванта в их с Лариком доме. Но ведь хрусталь не звенит, если находится в покое и не ударяется о другой хрусталь. Значит, и голосовые связки должны быть определенным образом напряжены, иначе у речи просто не будет такого звучания. Сколько Карина себя помнила, она задавалась вопросом: «Может, у нее не в порядке эти самые связки?» Сколько помнила… если честно, о ней она помнила ничтожно мало. И эта малость постепенно переставала быть мучительно-драгоценной.
– Да пусть их, – пожал плечами Юлли. – Куда им деваться с острова? Если молодой человек и барышня не хотят провести остаток ночи под крышей, это ни капли не мои проблемы. Однако со Сменой лет, моя дорогая. Ну и устроил нам этот дракон…
На слове «барышня», таком распространенном в Трилунье, но при этом сказанном с какой-то особой интонацией, Карина встрепенулась.
– Я вспомнила, где я вас видела, то есть слышала! – Она умудрилась прикусить себе язык и не ляпнуть «унюхала», что тоже было правдой. – Вы знаккер Кольдегар, я налетела на вас в Ратуше перед гонкой!
Юлли отступил на шаг и еще глубже натянул капюшон. Ну и какой смысл? Один фиг, она его помнит.
– Вы ошибаетесь, барышня, – холодно ответил он, – хотя бы потому, что я отнюдь не знаккер. Я символьер. Здесь вообще ни одного знаккера нет. Если вы, конечно, себя к таковым не причисляете.
Кстати, на площадке (или это была поляна?), кроме Карины и Митьки, осталось всего трое недавних бойцов. Остальные как-то тихо-молча исчезли.
– Им рановато, Юлли, – засмеялась женщина с хрустальным голосом, – а знаккер среди нас все же есть. Ты не забыл про нашего гостя? Евгений! Евгений Радов, хочешь с дочкой поздороваться?
Тут Карина сама полезла прятаться за Митьку. Очень уж живым оказалось воспоминание о тонкой удавке на горле, о кровоточащей шее… О том, что отец, по сути, взял ее в заложницы и выкатил власть имущим трилунцам километр требований. И если бы не Диймар, то… о, стоп. Ни слова, ни мысли о Диймаре Шепоте!
Евгений подходить не стал. Махнул рукой, не то приветствуя, не то прощаясь, и растворился в темноте.
– Я, пожалуй, тоже откланяюсь. – По голосу Юлли Карина поняла, что тот улыбается. – Пристроишь их где-нибудь сама? Впрочем, если понадобится помощь, свяжись со мной.
И ретировался.
– Следуйте за мной, пожалуйста.
Женщина развернулась и пошла немного не в ту сторону, куда смотался Юлли и следом за ним Евгений. Видимо, она не сомневалась, что ребята последуют за ней. И была, разумеется, права. Поняв, что убивать их пока не собираются, Карина и Митька, не сговариваясь, пришли к выводу: нечего ночевать на холоде в совершенно незнакомом месте, если есть возможность провести это время под крышей, пусть даже тоже незнакомой.
– Тут должен быть город. – Метров через триста молчание стало тягостным, и Карина решила его нарушить. – Первый город луны. Но мы явно в другом месте.
Женщина обернулась на ходу.
– Вы там, где надо, – отозвалась она по-прежнему звонко, но хрустальные нотки в ее голосе сменились на стеклянные. – Что ты видишь вокруг? Своим волчьим зрением, я имею в виду.
– Ты и сама знаешь, от волчьего зрения есть толк, если надо кого-то живого и шевелящегося в темноте высмотреть, – ответила девочка, не веря тому, что вот сейчас идет и разговаривает с ней о каких-то почти отвлеченных вещах. Спасибо, что не о погоде, хотя, может, и до нее доберемся. – Сейчас мы как люди и как волки почти одинаково видим какой-то пустырь.
– Пустырь? Что ж, ты недалека от истины.
Женщина остановилась. Тонкие пальцы затеребили браслет. Надо же, символьер, но не пренебрегла бусинами-зраками. Один из шариков взлетел, завращался, активируясь, внутри его разлилось неяркое свечение. Карине доводилось видеть экран, развернувшийся вокруг одного подобного зрака, и слышать голоса, доносящиеся из другого. Но тут все ограничилось светом. Этакий особо продвинутый фонарик, специально для крутых символьеров, не иначе.
В тусклом освещении зрака стало видно, что они находились все же в городе. Вернее, в том, что от него осталось. Впереди, насколько хватало глаз, простиралась долина, покрытая развалинами. Редкое здание сохранилось выше половины первого этажа. В основном можно было догадаться по контурам стен (высотой Карине по колено), что вот тут был вход, тут комната, а тут начинался коридорчик.