Холодная вода отлично помогла. Отражение в зеркале над раковиной приняло вид вполне себе человека, а не пациента психушки умеренно строгого режима. Только глаза все еще блестели.
– Уймись, – строго сказала Женька отражению. – Мрак безлунный, Евгения Радова, ты что, никогда раньше парней не видела?
И вынуждена была с грустью констатировать – толком не видела. Весь ее опыт общения с противоположным полом сводился к поверхностно-приятельским отношениям с Диймаром в Дхорже. Настолько поверхностным, что он узнал о ее знаккерской бездарности только перед самым побегом на Землю. Да чего уж там, блистательный и от всех далекий Диймар Улвер Шепот вспоминал имя наследницы Дхоржа, только когда ему что-то от нее требовалось. Не стоит врать самой себе – никакой он не приятель, а так, отчаянная Женькина попытка с кем-нибудь подружиться. Молчаливый, как книжный шкаф, Балер Рыков, по приказу мамы доставивший девочку на бал и тут же растворившийся в толпе, вообще в счет не шел. Головокружительно симпатичный, но чужой, как какой-нибудь деревянный юголикский божок, Гедеминас Заккараус стал единственным партнером по танцам, которого она более-менее запомнила. Вот и весь «богатейший» лирический опыт. Даже отмороженная на голову и, кажется, немного отстающая в развитии в «этом самом» смысле сестренка уделывает ее с разгромным счетом… Так что уехавшая в никуда крыша и подогнувшиеся коленки от встречи с незнакомцем это… это просто эффект новизны. И все тут.
– Уймись, Евгения Радова, – снова приказала она своему отражению, утыкаясь лбом в зеркало и оставляя на поверхности мокрый след, – и топай работать, не пользуйся Катиной добротой.
Катя, похоже, уже шла за Женькой – за дверью раздалась ее легкая поступь.
– When Гт worried and cannot sleep, I count my blessings instead of sheep, – пропел совсем не Катин и вообще незнакомый голос.
Надо же, на ином языке. Впрочем, чему удивляться, если тут уцелели земли практически всех народов? Стр&ы, на местном э-э-э… жаргоне.
Впрочем, эту блестящую мысль Евгения додумывала уже буквально в полете. Какие инстинкты сработали – непонятно. Но она птичкой зимородком нырнула в единственный предмет, глубина которого ее вмещала. То есть, собственно, во входную дверь. И хоть ей и пришлось развернуться лицом к непрошеной посетительнице (а голос, певший галиматью[2] на незнакомом языке, был девичьим), рассмотреть интервентку Евгения не успела.
Судя по звукам, в кабинку девчонка не пошла, пускать воду в раковину тоже не торопилась. Бродила по помещению, шмыгая носом и мурлыча непонятные слова. Хм, явно не одна из пяти сотрудниц кафе. И вообще непонятно, что она тут забыла. Евгения осторожно выглянула в трехмерное пространство.
– «Примерно четверть… пожалуй, так. Надеюсь, с нами… пойдёт без дра-ак», – напевала девчонка, та, что недавно сидела за столиком с парнем Женькиной мечты.
Она стояла посреди крошечного помещения. Если вытянет одну руку, то, не распрямив ее до конца, упрется в дверь единственной туалетной кабинки. Вытянет вторую – наткнется на входную дверь, в глубине которой скорчилась Женька. Но незнакомка стояла, опустив руки вдоль тела. Довольно высокая и крепкая, светловолосая, нелепо одетая – в явно трилунского покроя штаны, ужасно старые, и растянутый некрасивый местный свитер. На ногах, напротив, красовались новехонькие, модные здесь теплые ботиночки. Она покачивалась и напевала уже понятные слова на все тот же мотивчик. И в паузах самым натуральным образом внюхивалась в воздух.
«Ничего себе», – подумала Евгения.
Девчонка, словно ее за ниточку потянули, повела носом в ее сторону. По-прежнему, громко и с пришмыгиванием, втянула воздух через ноздри.
Зеленовато-серые глаза встретились с Женькиными.
– Ага, – проговорила девчонка, нимало не смутившись тому, что Женька выглядывала из фанерного дверного полотна, как пловец на спине из воды. – Цып-цып-цып, иди-ка сюда!
Что происходит? Ответа на это у Евгении не возникло, но появилось четкое понимание – ничего хорошего.
Она попятилась, вывалилась в трехмерность коридорчика. Слева – кухня, справа – дверь в зал. Куда бежать? Вместо ответа из кухни выглянула Лиза. А противоположная дверь раскрылась, пропуская парня Женькиной мечты, решительного и сердитого. Позорно сбегая под защиту поварихи, Евгения краем глаза ухватила, что парень сгреб девчонку за шиворот и поволок в зал. Инцидент был исчерпан.
Обслуживание их столика перехватила ничего не понимающая Катя. Незнакомцы сидели и булькали свой гигантский латте тише дохлой дикобрыши. Рабочий день пошел своим чередом и закончился три часа спустя с последними клиентами, совершенно другими и совершенно обыкновенными.
2
И никакую не галиматью! Золотая классика мирового кинематографа и поп-музыки заодно. Эту песенку исполняли Бинг Кросби и Розмари Клуни в фильме «Белое Рождество». Кстати, в переводе эта фраза звучит как: «Когда я в тревоге и не могу заснуть, то считаю свои успехи, а не овец». Хорошее дело, очень рекомендую.