– Почему? – полюбопытствовал Хирро, так как Ринальф снова замолчал.
– Страница закончилась, – ответил старый маг. – А на следующей говорится уже о другом.
– А что такое – Великая Война Магов? – спросила Анор.
– Это одно из наиболее древних событий асфрийской истории, сохранившихся в летописях, – пояснил Ринальф. – На Асфри не всегда терпимо относились к обладателям колдовских способностей, и Великая Война Магов была одной из попыток их полного истребления. В уцелевших записях можно даже встретить утверждения, что в ней принимали участие последние из Древних Архимагов, но эти сведения отрывочны и неточны, поэтому сейчас трудно сказать, что в них является действительностью, а что – легендой.
– А о каком острове в них упоминается? – раздался гулкий голос Балтазара, а за ним – жалобный скрип двухместного диванчика, на котором расселся маг.
– Признаться, я не помню такого места в летописях. – Ринальф обернулся к своей ученице: – Раундала, ты не помнишь в них ничего такого?
– Нет, учитель, – отозвалась колдунья.
– Я, конечно, не претендую на то, что прочитал все имеющиеся исторические источники, – продолжил он. – Все-таки я маг, а не историк, и никогда целенаправленно не интересовался ими. В тех, что мне довелось прочитать, нет даже и намека ни на что похожее, иначе я обратил бы внимание. Жаль, что Могриф не упоминает, где именно он это прочитал.
– Зато он упоминает, что на остров можно добраться на волшебном скакуне, – заметил Балтазар.
– Какой в этом смысл, если мы не знаем, куда добираться? – глянул на него Дагон.
– То, что стало известно одному, может узнать и другой, – невозмутимо ответил Балтазар. – Как вы думаете, учитель, где Могриф добыл эти сведения?
Старый маг ненадолго задумался.
– Это, видимо, какая-то редкая летопись, – сказал наконец он. – Наибольшие собрания редких рукописей хранятся в нашей академии магов и в королевской библиотеке Нафи, остальные рассеяны по храмам или находятся у частных владельцев. Но в академии этой рукописи нет – в свое время я перечитал там все рукописи этого периода истории, надеясь найти что-нибудь о Древних Архимагах. В храмах, возможно, что-то есть, но очень трудно обнаружить подобные сведения, не зная заранее, что они там находятся. Я не помню, чтобы Могриф часто бывал у культистов и, как мне известно, ему не от кого было унаследовать подобные записки – зато он постоянно бывал в королевской библиотеке. Скорее всего, он нашел эти сведения там.
– Если это так, учитель, на них давно наткнулись бы другие маги, – сказала Раундала. – Кое-кто из наших академиков получал разрешение работать в ней, по знакомству или по рекомендации академии.
– Вероятно, эти сведения туманно изложены и понять их правильно может только тот, кто уже знает, что искать, – предположил Ринальф.
– Теперь мы знаем, что искать – упоминание о большом куске земли, парящем непонятно где, – улыбнулся со своего места Хирро. – Учитель, что нужно, чтобы ваша академия дала рекомендацию в библиотеку, к примеру, мне?
– Что тебе там делать, если ты не знаешь ни языка мудрости, ни асфрийского? – ответил вопросом на вопрос Ринальф.
Хирро смущенно хмыкнул и промолчал.
– В любом случае иномирцев туда не пустят, – добавил старый маг. – Из нас туда могут допустить только меня и Раундалу. Мне академия, конечно, даст рекомендацию, но я уже слишком плохо вижу, чтобы дни напролет утомлять глаза рукописями. Остаешься ты, моя девочка, – глянул он на колдунью. – Тебе выдадут рекомендательное письмо, если я похлопочу за тебя.
– Но я не знаю языка мудрости, учитель, – напомнила она.
– Большинство рукописей библиотеки переведены на асфрийский. Ты прочитаешь их, а я продолжу поиски, если ты не найдешь ничего в переводах. Пока это наша единственная зацепка за сведения, которыми располагает Могриф.
Глядя на Ринальфа, Зербинас сейчас поклялся бы чем угодно, что в глазах этого крохотного сухонького старичка светилась не тревога или озабоченность, а самое обыкновенное неуемное любопытство. Похоже, великого артифактора в первую очередь задевало, что это не он, а кто-то другой сумел проникнуть в сведения, представляющие огромный интерес для любого мага.
– И заодно обрати внимание, не попадется ли тебе упоминание о Паллиме, – продолжал тот наставлять Раундалу. – Хотя наш новый маленький друг не очень-то рвется домой, все равно лучше бродить вдали от родины, если знаешь, где она находится.
– Да, учитель, – кивнула колдунья.
– А теперь послушаем, о чем написано в следующем листе. – Ринальф обвел глазами гостиную, дожидаясь общего внимания. – На первый взгляд этот текст имеет мало отношения к интересующему нас делу, но, возможно, что-то отсюда может дать нам надлежащий ключ к разгадке.
Он выложил на стол помятый лист из принесенных Хирро бумаг, а рядом с ним – переведенный текст, и вгляделся в крупные круглые буквы собственного почерка, совершенно не похожего на острый, скачущий почерк Могрифа:
«…вышеприведенным расчетам. Асур согласился со мной, что в самом ближайшем будущем … опасность».
– Здесь опять не хватает нескольких слов, – пояснил Ринальф. – Край обтерся.
– А расчеты? – спросил Дагон.
– Были на предыдущем листе, которого у нас нет. Слушайте дальше:
«Но пока мне не из чего создать кольцо силы, о котором упоминал Талатш. Кольцо силы создается из силы, а где ее взять? У моего ученика, который достался мне за неимением лучшего и который тратит ее на девок? У его потаскухи? У Вольда, который подослал ее шпионить ко мне? Темные маги не отдают своей силы – в их сущности заложено брать, а не отдавать. Общеизвестно, что тьма поглощает, а не излучает.
Где же тогда взять силу для кольца – у этих ничтожеств, не владеющих магией и в изобилии населяющих Асфасту? У этих серых и тусклых, не способных ни на добро, ни на зло? Но у них нет своей силы – их жалкие силенки годятся только на то, чтобы тереться около чужой силы, подглядывать за сильными и распускать о них собственные убогие домыслы. Они не свет и не тьма, они – просто грязь, их понимание Тьмы ничтожно и извращённо. Они обвиняют меня в том, что я создаю из них зомби, но совершенно не хотят помнить, что зомби можно создать только из негодяя. Им бы благодарить меня за то, что я избавляю этот мир от негодяев, а они ненавидят меня.
И точно так же извращённо их понимание Света. Их Свет – это дармовщина, которая избавляет их от труда и ответственности за себя и свои поступки. В них не хватает мужества на честное признание самим себе, что все их беды кроются в них самих, поэтому они валят свои недостатки на Тьму. А эти, называющие себя светлыми, поощряют серых в их слабости, потому что хотят признания собственного превосходства. Они, светлые, глядят на мир сверху вниз, а мы, темные, смотрим на него снизу вверх.
Но кто сказал, что Свет и Тьма не одно и то же? Это два конца одного рычага, два крайних положения одного и того же маятника. Чтобы излучать, нужно сначала поглощать, поэтому Свет и Тьма меняются во времени местами – Тьма, насытившись поглощением, становится Светом, а Свет, излучив поглощенное, становится Тьмой, и так совершает свой цикл маятник Вечности. Но те, кто видят недалеко, способны видеть только текущее мгновение этого цикла.
Кто светел, кто темен – это бессмысленные ярлыки, которые так любят развешивать серые. Истина не имеет цвета».
Ринальф положил лист на стол, затем перенес его в стопку с переводами, затем убрал лист с записями Могрифа в другую стопку, с подлинниками, а его слушатели оставались в молчании, каждый по-своему размышляя над услышанным. Даже болтливая Анор не проронила ни слова.
– Как все-таки эти темные не любят людей, – высказалась наконец она.
– А ты ожидала от них чего-то другого? – насмешливо спросил ее Дагон.
– Пташечка, не развешивай ярлыки, не уподобляйся серым, – прогудел со своего двухместного диванчика Балтазар. – Во-первых, не темные, а Могриф, а во-вторых, что значит – любить людей? Это слишком общее понятие – всегда нужно смотреть, кто любит, кого, как, почему и за что.