Это было «наследство» от Дарвина Уоллесу, и таким образом Дарвин смог рассчитаться за «деликатное соглашение», заключенное в Линнеевском обществе двадцать лет назад. Пенсия была назначена примерно таким же способом: небольшая группа высокопоставленных ученых собралась и приняла решение, которое впоследствии осуществила. На сей раз решение было в пользу Уоллеса.
Репутация Дарвина как ученого была столь высока, что когда на следующий год Дарвин умер, его похороны стали общенациональным событием. Друзья настояли на том, чтобы похоронить Дарвина в Вестминстерском аббатстве, а не в Дауне, как сначала хотела семья. Гроб несли два герцога и член палаты лордов, а также американский посол и четыре представителя английской науки, включая Гукера. Из-за недосмотра Уоллес, как человек другого круга, не был приглашен заранее. Затем кто-то спохватился и спешно связался с Уоллесом, который согласился сопровождать похоронную процессию.
Уоллесу было суждено пережить Дарвина на целых тридцать лет; он умер в возрасте 90 лет, за год до начала Первой мировой войны. Большую часть времени он провел со своей женой и детьми, обосновавшись наконец в Дорсете и обретя душевный покой и счастье. Годы шли и приносили Уоллесу почести и славу — медали, почетные научные степени и в конце концов орден «За заслуги». Он с благодарностью принимал почести, но с озорным огоньком в глазах напоминал почтенным ученым мужам Оксфорда, что закончил учиться в 14 лет. Ничто не могло заставить его замолчать, даже если его мнение было полностью противоположно общепринятому — например, он не боялся высказывать странную идею о том, что всеобщая вакцинация приносит больше вреда, чем пользы. Он был отчасти критиканом, отчасти — гуру. Его просили прокомментировать, есть ли жизнь на Марсе, — он отвечал, что это крайне маловероятно. Он писал книги по экономике, социальным вопросам и эволюции; кроме того, он написал автобиографию, которую назвал кратко и без затей — «Моя жизнь». Он не утратил и своего оптимистичного взгляда на жизнь. Заказанную ему статью — обзор современного состояния науки — он, вполне естественно для себя, назвал «Этот чудесный век». На вопрос, кому все-таки принадлежит честь создания теории эволюции путем естественного отбора, он всегда говорил, что гораздо большую часть работы проделал Дарвин и что по справедливости именно его следует считать основоположником этой теории.
В последние годы жизни Уоллес стал похож на веселого и озорного лепрекона, он с удовольствием копался в саду и был твердо убежден, что все люди в глубине души честные и добрые. Он с радостью встречал каждый новый день — точно так же, как делал это во время своих путешествий по Индонезии, которые, как он понял, стали ключевым, определяющим периодом его жизни.
Последние страницы автобиографии написаны, по сути, тем же добродушным и жизнерадостным человеком, который более полувека назад, сразу по прибытии на Кай-Бесар, записал в своем походном дневнике: «Это совершенно счастливый день».
Эпилог
Какие впечатления остались бы у Альфреда Уоллеса от Островов пряностей, если бы он посетил эти места повторно, в составе нашей экспедиции? Со своим неиссякаемым оптимизмом он, вероятно, старался бы подчеркнуть положительные стороны всего, что открывалось нашим взорам. Во-первых, он был бы приятно изумлен тем, как разрослась деревушка Хаар на Кай-Бесаре, которая в середине XIX столетия представляла собой скопище ветхих лачуг. Сегодня Хаар стал больше, чище и благоустроеннее. Также и деревушка Кабей, где мы видели красных райских птиц, превратилась в гораздо более приятное место для своих обитателей, чем типичная деревня на Вайгео во времена Уоллеса. В то время, по наблюдениям Уоллеса, туземцы существовали практически впроголодь, а нас встретили вполне благополучные, сытые и довольные своими жизненными условиями люди. При этом большая часть семейств жила по-прежнему в хижинах на сваях, с крышей из пальмовых листьев, вроде той, в которой ютился Уоллес со своими коллекциями.