«Джонсон» с его неглубокой осадкой мог вылететь прямо на песчаный берег, а прау калулис, сидящая в воде чуть ниже, останавливалась, спустив паруса, на глубине около 30 сантиметров. Пока шел по пляжу от воды к пальмам, увязая в прибрежном песке, я не заметил ни малейшего признака загрязнения. Дальше тропинка вела к деревенскому кладбищу, расположенному в прибрежной кокосовой роще.
Это место было столь живописным, что трудно представить себе кладбище, где усопшие покоились бы более безмятежно. За кладбищем находился один из полудюжины деревенских колодцев, бетонные кольца которого утопали в песке, а дальше — вереница маленьких домиков. Все они походили один на другой: прямоугольные строения, деревянный каркас стен заполняли кирпичи из глины, крыша сделана из коричневатых пальмовых листьев, а пол — из цемента. В каждом доме было не более двух комнат, окна без стекол закрывались ставнями во время дождя. Некоторые хозяева белили наружные стены своих домов; или же стены были натурального цвета — бежевые и коричневые. Аккуратные улочки — также из белого песка — расходились под прямым углом одна к другой; перед многими домиками располагались палисадники, увитые бугенвиллеей и украшенные большими раковинами моллюсков кассис. Песчаные улицы — очень чистые — были, разумеется, совершенно свободны от машин; не было ни телефонных, ни электрических столбов. За исключением моторов «Джонсон», бензопилы и небольшой машинки с бензиновым двигателем для перетирания корней маниоки, на острове не было никаких механических инструментов. И если кто-либо включал что-то из перечисленного выше, то по всему поселку разносился оглушительный рев, резко контрастируя с тишиной этого места. Обычный же звуковой фон Варбала составляли крики детей, утренняя перекличка петухов и перезвон колоколов, которому вторил лай собак.
Распространение христианства и ислама стало самой главной переменой в жизни островитян со времен Уоллеса. Тогда местные жители поголовно были язычниками — за исключением нескольких мусульман, обитавших на побережье, где время от времени появлялись торговцы с Сулавеси. Столетием позже каждая деревня на архипелаге стала уже либо исламской, либо христианской, а в некоторых уживались последователи обеих религий. Жители острова Варбал были христианами — за исключением небольшой группы мусульман, чьи дома стояли вокруг очень скромной мечети около пляжа, служившего основным причалом. Христианство изменило жизнь островитян еще сильнее, чем государственная власть. Все жители истово исповедовали не столь давно обретенную религию. В центре деревни располагалась большая церковь, над входом в которую большими пурпурными буквами было выведено имя «Еммануил»[4]. На окраине деревни шла подготовка к строительству второй, еще более величественной, церкви: уже были вырыты ямы под фундамент и поставлено несколько опорных столбов. Новая церковь обещала быть огромной. Судя по размерам ее основания, она была рассчитана на количество прихожан, в два раза превышающее все население острова; соответственно стоимость такого строительства была очень велика. Хотя местные жители согласились бесплатно отработать на стройке целый месяц, необходимо было закупить не одну сотню мешков цемента, что должно было стать тяжелым бременем для бюджета прихожан. А пока старая церковь процветала. В ней почти не затихало пение гимнов и чтение молитв; каждый день служили заутреню и вечерню; по воскресеньям проходили занятия воскресной школы, время от времени служили благодарственные молебны. А когда жители Варбала не молились в церкви, они навещали друг друга: почти в любое время дня можно было видеть, как небольшие группки мужчин и женщин с молитвенниками в руках собираются в одном из маленьких домиков.
Улица на Варбале
Считалось, что все приезжающие на Варбал — если это были иностранцы — гости Франса и Мимы, у которых, единственных в деревне, был дом с крышей из рифленого алюминия и свободная комната. Франс был старожилом голландских колониальных времен, завершившихся вскоре после окончания войны с Японией на Тихом океане. Когда Голландия признала независимость Индонезии и все голландцы возвращались на историческую родину, Франс, слишком молодой, чтобы его призвали в голландскую колониальную армию, вслед за соотечественниками покинул Моллукские острова и перебрался в Голландию, где и провел следующие тридцать лет жизни, работая на заводе «Филипс». Но выйдя на пенсию, он решил вернуться на Варбал, где прошла его юность. В Голландии он развелся со своей первой женой и женился на Миме — женщине на двадцать лет моложе, которая также была родом с архипелага Кай.