Мы использовали пространство под передней палубой дня хранения якорей, швартовов и не требующих особых условий хранения вещей, таких как консервы, доски и пиломатериалы на случай, если понадобится ремонт, и запас веревок и канатов. Под кормовой палубой мы хранили продовольствие. Капусту, ямс, картофель, лук и морковь — все, что можно было приобрести на рынке, — мы подвешивали в сетках с нижней стороны палубных балок. Грубые, импровизированные полки были забиты контейнерами с мукой и сахаром, мешками с сушеными креветками и вяленой рыбой, а где-то между ними непременно втиснут огромный куль с рисом — нашим основным продуктом питания. За этим продуктовым складом, в самой корме, Янис держал в пластмассовых канистрах наши запасы питьевой воды и топлива. Это была его вотчина, и если что-нибудь требовалось оттуда достать, он поднимал крышку люка, спускался в открывшееся отверстие и полностью исчезал во мраке, переползая из освещенного участка трюма в темные закоулки.
Янис получал огромное удовольствие от путешествия. Обычно он был одет в выгоревшую желтую футболку и просторные голубые шорты и, естественно, всегда ходил босиком. Он очень любил кепки, особенно ярких расцветок и с длинными козырьками, и выклянчил у нас изрядное их количество. Однако его густые курчавые волосы, напоминающие плотную и упругую мочалку, служили весьма ненадежным основанием для какого-либо головного убора, и все шляпы и кепки обычно постигала сходная участь — их либо срывало с головы порывами ветра, либо сбивало болтающимися веревками. Он пытался закреплять их на голове, привязывая к шляпе веревку, а свободные концы веревки стягивать за ушами, но это не помогало. Когда очередная шляпа улетала, Янис хлопал себя рукой по голове и оскаливался в широкой ухмылке. В среднем мы провожали сочувственными взглядами качающуюся на волнах за кормой шляпу Яниса один раз в шесть дней.
Янис всегда находился в поиске какого-либо занятия или работы, которую нужно выполнить, — успокаивался он лишь тогда, когда спал. Он мог скоблить или начищать грязную кухонную посуду до такого состояния, что в днище попавших в его руки кастрюль и котлов уже вот-вот должны были появиться дыры; подметать палубу рассыпающейся на части метлой, которая оставляла за собой ошметков ничуть не меньше, чем мусора, собранного с ее помощью; или вычерпывать до последней капли воду из трюма, используя в качестве черпака старую консервную банку. Как только мы становились на якорную стоянку, он тут же с двумя-тремя пустыми 10-литровыми пластиковыми канистрами прыгал на песчаный берег и удалялся в глубь острова, а вскоре появлялся обратно, покачиваясь под тяжелой ношей. Когда ему хотелось отдохнуть, он забивался в самый маленький, самый неудобный угол, какой только можно найти на судне, свертывался там в невообразимой позе и засыпал крепким, здоровым сном. Он мог соорудить себе лежбище в трюме, внутри старой почтовой сумки, или под долбленым каноэ, которое было привязано вверх дном на крыше каюты. И, где бы ни спал, он невыносимо громко храпел.
Бобби — аккуратный, застенчивый, всегда готовый прийти на помощь — изо всех сил старался не отставать от Яниса. Он повсюду следовал за Янисом, и весь его вид выражал озабоченность поиском того, что еще можно сделать. Поначалу он взялся было готовить пищу для команды, но очень скоро Джо и Леонард вытеснили его с кухни, поскольку им совершенно не нравился принятый на островах способ приготовления риса — последний получался слишком вязким и переваренным. Таким образом, Бобби пришлось ограничиться мытьем посуды — и то когда удавалось перехватить эту работу у Яниса; кроме того, он стремился быть полезным в палубных работах. Но и здесь его вскоре опередил Буди. Наш новоиспеченный моряк вовсе не был обескуражен неудачным падением за борт на пути с Ару на Кай, и за время пребывания на судне он доказал, что является прирожденным мореплавателем. Как человек, выросший в лесу, он уже умел работать с деревом и вязать безопасные узлы. Сейчас он овладевал непростой наукой обращения с лайар танья, показал себя самым искусным швецом на судне и очень аккуратно зашивал дырки в парусах и изготавливал из парусины накидки для нашего оборудования. Когда Буди стоял за штурвалом, он был спокоен, уверен в себе, внимателен и казался чрезвычайно компетентным в управлении судном. В фуражке, которая накрывала тенью его загорелое малайское лицо, он выглядел так, как будто бороздил моря всю жизнь.