Дед живо поднялся, достал из-под кровати рюкзак, покидал в него что-то с тумбочки, сунул ноги в тапки. Я нехотя протянул пластинку. Но дед только улыбнулся, махнул рукой — дарю! Уже на пороге повернулся, посмотрел на меня, подмигнул…и совсем исчез.
— Ну, а ты, боец, как себя чувствуешь? — доктор небольно щелкнул меня пальцем по носу.
— Нормально, — пробурчал я.
— Нормально… — передразнил доктор.
Вдруг в палату шагнула мать и замерла на пороге. На ней был длинный белый халат, гораздо ниже колен. Застегнутый на все пуговицы. В этом халате мать была похожа на игрушечного пупсика.
— Что такое?! — вытянулся в струнку доктор. Усы его ощетинились. — Вы что, мамаша, правил не знаете?! Приемные часы с шестнадцати нуль-нуль до двадцати нуль-нуль….
Мать не ответила, прошла ко мне и робко присела на краешек кровати. Потом оглянулась и посмотрела на доктора. Ее ресницы дрогнули, и усы напротив поникли.
— Черт знает что, — пробурчал доктор миролюбиво.
— Пойдемте, заглянем в одиннадцатую, — сказал он медсестре. — Но потом сюда. Ясно? Здорово, орлы! — послышалось уже в коридоре.
— Сынок, — прошептала мать. — Как ты?
Я протянул ей дедов подарок. Она рассеянно повертела его в руке.
— Что это?
— Варган. Дед подарил. Классный дед, — я забрал у матери игрушку, засунул в рот, хотел заиграть, но мать остановила.
— Подожди, — едва слышно сказала она. — Хочу попросить тебя… Мы уедем. Вот ты поправишься, и уедем. Обязательно.
— Куда?
— Пока не знаю. Мы подумаем. Куда ты хочешь?
— Хм…
— Мы одни уедем. Только с тобой. Но я хочу попросить… Сегодня к тебе придет милиционер. Он будет спрашивать, кто тебя избил. — Мать опустила голову, почти прошептала: — Не говори про него… А то его в тюрьму посадят.
Я прекрасно понял, о ком она. Но все-таки спросил:
— Кого посадят, милиционера?
— Какого милиционера? А-а… нет, что ты… Скажи, что ты упал. Нечаянно упал. Полез на шкаф. И упал. Очень тебя прошу. Я уже сказала. Теперь и ты скажи, ладно?.. А мы уедем. Уедем.
Я поднес варган ко рту, тронул пластинку.
— Мя-я-у, — с готовностью отозвались коты. Они моргнули все разом, вытянули шеи, опять моргнули и стали смотреть на меня. Это длилось несколько минут — моргали и смотрели, смотрели и моргали.
— Ладно, — сказал я.
Коты отвернулись от матери к стене и стали кричать на луну.
Глава 4
Помню знакомство с Аленкой. Мне было четыре года, но я хорошо запомнил эту встречу. Мать говорила, что я все перепутал, Аленка приехала в Степногорск позже того времени, когда я маялся зубами и мы с Нянькой почти поселились у стоматолога. Но я впервые увидел Аленку именно в поликлинике и совершенно уверен, что прав.
Нянька в очередной раз повела меня к зубному. Я боялся ужасно, но и зуб болел ужасно. В крошечном предбаннике было полно народу. Взрослые и дети (у рабочих с рудника больница была общей для взрослых и детей) сидели и стояли у дверей кабинета, тесно прижавшись друг к другу.
Напротив меня сидела девочка с туго заплетенными косичками. Она рассматривала картинки в книжке и была абсолютно спокойна. Я решил, что это очень мужественная девочка. Сам я дрожал и потел от страха. Я стал смотреть на девочку. Ее вид меня успокаивал. Мне показалось, что она младше меня, и это тоже радовало. Рядом с девочкой сидела ее мама. Иногда девочка с мамой рассматривали картинки вместе. Девочка говорила: «Смотри, мам», — и давала ей книжку в руки. Мама смотрела, переворачивала страницу… Я таращился на девочку во все глаза. Она вдруг посмотрела на меня, показала язык и опять стала рассматривать книжку. Я не обиделся. Это была девочка-пример.
Наконец подошла ее очередь. Открылась дверь. Девочкина мама поднялась и вошла в кабинет. Я открыл рот, а дурацкая девочка с тугими косичками снова показала мне язык.
Во второй раз мы встретились, может быть, через неделю или чуть больше. Аленка тогда спасла мне жизнь. Была весна, дни первых сосулек и капели. Мать по обыкновению остановилась поболтать с соседкой, а мне приказала сесть на лавочку у стены дома и не сходить оттуда под страхом нового наказания — я в чем-то провинился и не должен был отходить от матери ни на шаг. Я сидел и маялся. День был ярким и солнечным, небо — синим, и в нем купалась стайка воробьев.
Я наблюдал за птичьим полетом, пока воробьи не исчезли. Во дворе появилась та самая пример-девочка. Увидев ее, я забыл приказание, сорвался со своего места, чтобы ее поколотить, и в тот же миг за моей спиной что-то звонко и тяжело шлепнулось. Я обернулся. Но не на этот звук, а на материн крик. На лавочку, где я только что отбывал наказание, рухнула громадная сосулька, в воздухе еще висела блестящая пыль, когда я обернулся. Я посмотрел на мать. Она сделала движение, которое сейчас мне кажется очень верным — подняла руку и повертела пальцем у виска. Тогда этот жест меня только рассмешил.