— Я прочту два аята из Корана, из суры под названием «Корова», — сказал Джелаль ад-Дин, радуясь предоставленной ему Павлом возможности. — Аллах говорит: "Говорят иудеи: "Христиане не на истинном пути". А христиане говорят: "Не на истинном пути иудеи", и при этом они ссылаются на Писание". И те, и другие ссылаются на Писание, великолепный хан. Это значит, что и те, и другие изолгали слово Божие. И вот еще: "Утверждают они: "Аллах обрел для себя ребенка". Пречист Он!" Какой же может быть у Аллаха сын?
Цитируя Коран, он, естественно, говорил по-арабски. Он не удивился, заметив, что христиане понимают его без труда. Они наверняка приготовились ко всем трудностям, которые могли встретиться им на пути.
Один из бояр Телерига обратился к хану на своем собственном языке. Малик ибн Анас, которого Джелаль ад-Дин взял с собой именно потому, что он немного понимал болгарскую речь, перевел:
— Он говорит, что святые камни их предков и даже языческие боги славян, которыми они правят, служили им верой и правдой все эти годы, и напоминает Телеригу, что от добра добра не ищут.
Глядя вокруг себя, Джелаль ад-Дин заметил, что многие бояры кивают.
— Великий хан, могу ли я говорить? — испросил он позволения.
Телериг кивнул. Джелаль ад-Дин продолжил:
— Великий хан, достаточно открыть как следует глаза, чтобы увидеть доказательство всемогущества Бога. Разве не простираются владения моего повелителя халифа Абд ар-Рахмана, да пребудет с ним мир, от Западного моря до Индии, от твоих границ до пустынь Египта? Даже христиане, чье знание о Боге несовершенно, все еще правят многими землями. Но только вы тут в этой маленькой стране молитесь своим идолам. Разве это не доказывает, что их сила весьма невелика?
— Я могу сказать и больше, высокочтимый хан, — неожиданно в разговор включился Никита, до того молчавший. — Твои фальшивые боги держат Болгарию в изоляции. Как твои подданные, имея дело с христианами или даже с мусульманами, могут произнести клятву, которой поверят? Как ты можешь заключить договор именем Бога, чтобы обеспечить его выполнение? Как один из болгар может законным образом жениться на христианке? Уж наверное, такие проблемы у тебя возникали не раз, а иначе бы ты нас и не приглашал.
— Он говорит правду, хан Телериг, — сказал Джелаль ад-Дин. Он не ожидал, что священник будет так хорошо разбираться в делах по большей части светских, но Никита разбирался. Поскольку отрицать слова священника было нельзя, следовало их поддержать, а не проигнорировать.
Телериг начал грызть свой ус. Он перевел взгляд с одного делегата на другого, потом обратно.
— Скажите мне, — произнес он медленно, — вы все верите в одного и того же бога, или в разных?
— Это отличный вопрос, — сказал Джелаль ад-Дин. Нет, Телериг был не глуп. — Это один и тот же бог: нет Бога, кроме Аллаха. Но христиане молятся ему неправильно, говоря, что его Три, а не Один.
— Это один и тот же Бог, — согласился с ним Павел, явно снова не давая вставить слова Феодору. — Мухаммед — не настоящий пророк, и многое из его учения — ложь, но это один и тот же Бог, который отдал своего единственного Сына для спасения человечества.
— Подождите! — поднял руку Телериг. — Если это один и тот же Бог, то какая разница, как именно я и мой народ должны ему молиться? Какие бы именно молитвы мы ему ни возносили, он наверняка их услышит.
Джелаль ад-Дин взглянул на Павла. Христианин также глядел на него. Павел улыбнулся. Джелаль ад-Дин невольно улыбнулся в ответ. Он тоже понимал иронию ситуации: у них с Павлом было куда больше общего, нежели у любого из них — с наивным болгарским ханом. Павел вопросительно поднял бровь. Джелаль ад-Дин опустил голову, разрешая христианину ответить на вопрос Телерига.
— К сожалению, высокочтимый хан, это не так просто, — сказал Павел. — Подобно тому, как есть только один истинный Бог, есть только один истинный способ ему молиться, ибо хоть он и милосерден, но также и справедлив, и потому не потерпит ошибочного почета, воздаваемого ему. Возьмем простой пример. Разве понравилось бы тебе, высокочтимый хан, если бы мы назвали тебя "хан аваров"?
— Мне бы это очень понравилось, будь это правдой, — сказал Телериг, уныло хихикнув. — Да вот не повезло мне, у аваров есть свой собственный хан. Очень хорошо, священник, я понимаю, что ты говоришь.
Болгарский владыка потер свой подбородок:
— Тут нужно еще подумать. Мы все соберемся здесь через три дня, чтобы поговорить обо всем этом побольше. А сейчас идите с миром, и помните, — он строго посмотрел на христиан, а затем на мусульман, — вы тут все мои гости. Никаких потасовок, а то пожалеете.
Получив это предупреждение, послы-соперники с поклонами разошлись.
Джелаль ад-Дин бродил по Плиске в ожидании нового диспута со священниками. Этим он занимался больше, чем хотелось бы. Как ни нравилось ему проводить время со своей светлокожей девушкой, он уже был не молод — для него перерывы между сладостными утехами измерялись не минутами, а днями.
После варварской роскоши деревянного дворца Телерига сам город показался арабу удивительно знакомым. Он не понимал, почему, пока не сообразил, что Плиска, как и Дамаск, как и Константинополь, как и бессчетные другие виденные им места, когда-то была римским городом. Архитектура и расположение улиц оставались такими же, несмотря на смену хозяина.
Джелаль ад-Дин чуть не закричал от радости, увидев бани, все еще работающие. Судя по запаху во дворце, он уже сомневался, знают ли вообще болгары о существовании такого понятия, как «чистота». Войдя внутрь, он заметил, что большинство моющихся были светлокожими, как Драгомир и его подружка. Как он уже понял, они происходили от славянских крестьян, которых в свое время покорили собственно болгары.
Он также заметил, что болгары, в большинстве своем незнакомые ни с христианством, ни с исламом, позволяли женщинам мыться вместе с мужчинами. Это было возмутительно, это было поразительно, в Дамаске это вызвало бы волнения. Джелаль ад-Дин пожалел, что его глаза не так остры, как были в сорок лет, или хотя бы в пятьдесят.
Когда он с удовольствием нежился в теплом бассейне, вошли трое христианских посланников. Увидев обнаженных женщин, Феодор зашипел в ужасе, повернулся и выбежал вон. Никита чуть было не последовал за ним, но Павел удержал его за руку. Старший священник сбросил с плеч коричневый халат и с довольным вздохом погрузился в тот же бассейн, в котором находился Джелаль ад-Дин. Никита, все еще с сомневающимся лицом, присоединился к нему через несколько секунд.
— Плоть есть плоть, — спокойно сказал Павел. — Посвятив себя Христу, ты признал, что плотские удовольствия не для тебя. Так что нет и смысла бежать.
Джелаль ад-Дин кивнул христианам.
— В тебе больше здравого смысла, о почтеннейший, чем я ожидал бы увидеть в священнике, — сказал он Павлу.
— Благодарю тебя. — Если Павел и заметил скрытую иронию в голосе араба, он не показал этого, что заставило Джелаль ад-Дина на секунду устыдиться. Павел продолжил: — В любом случае я не священник, а всего лишь скромный монах. Я здесь для того, чтобы давать советы своим начальникам, если они пожелают меня выслушать.
— Всего лишь! — усмехнулся Джелаль ад-Дин. Но он должен был признать, что монах был предельно откровенен. Он вздохнул — куда легче ненавидеть противников, не отмеченных печатью добродетели. — Им всегда не мешало бы тебя выслушать, — сказал он. — Я думаю, что в тебе есть святость.
— Ты слишком добр ко мне, — сказал Павел.
— Нет, не слишком, — сказал старшему товарищу Никита. — Не только словами убеждаешь ты варваров, но и всей своей жизнью, которая достоинствами своими освящает учение твое.