Полицейские, которые плыли с нами до Маябундера, сошли на берег и отправились в места своего назначения. Вместо них появились трое переселенцев из Бенгалии, которых Керулкар, заместитель верховного комиссара, просил нас доставить в Диглипур, расположенный на острове в десяти милях от Порт-Корнуолиса. Они казались какими-то жалкими и робко забились в уголок. Их утлое каноэ привязали за кормой, где на буксире тащились две динги полиции.
В открытом море, когда началось волнение, каноэ с силой ударялось о динги, грозя разбить их в щепки. Во избежание беды удлинили буксирный трос, но волны от винта корабля вскоре захлестнули каноэ, и оно стало погружаться в воду. Ужас был в том, что все имущество переселенцев — кухонная утварь, тростниковые циновки для палаток и даже единственное весло — было в лодке и затонуло. Мы ничего не могли поделать. Но каноэ следовало спасти во что бы то ни стало, потому что в сельских районах на Андаманах без него не обойтись. Один из переселенцев и матрос прыгнули за борт и принайтовили лодку.
Через шесть часов плавания мы прибыли в Порт-Корнуолис, волоча за собой полностью погрузившееся в воду каноэ. Потеря имущества поставила переселенцев в ужасное положение — ведь им предстояло заново начинать жизнь. До этого они обрабатывали землю под Маябундером, но взбесившийся слон каждую ночь совершал налеты на поля и дома, и они были вынуждены покинуть их.
Порт-Корнуолис — одна из лучших гаваней на Андаманах. Серповидная бухта протяженностью около шести миль с трех сторон защищена лесистыми холмами, включая самую высокую точку архипелага — Садл-Пик (2400 футов); ширина бухты — около мили. Это прекрасное место стоянки самых больших кораблей. Существуют планы постройки портовых сооружений, но пока я обнаружил лишь причал, сколоченный из мангровых деревьев. Швартоваться в этом месте мы не стали, так как на берегу полно малярийных комаров.
В Порт-Корнуолис мы зашли еще и для того, чтобы в свободное время поохотиться на крокодилов в западной протоке возле Диглипура. Нам сообщили, что там они кишмя кишат.
Не успели бросить якорь, как с берега отчалила маленькая лодка и, покачиваясь на волнах, направилась к нашему судну. Из нее вышли два человека — радист Менон и лесничий Ачайя.
— Как здесь насчет крокодилов? — спросил Берн.
— Масса, масса, — ответил Менон. — Правда, они поумнели.
Другой мужчина, небольшого роста и совершенно седой, кивнул в знак согласия.
— Мистер Вайдья хотел бы попробовать свои силы на одном из них, — сказал Берн, выдавая цели наших расспросов.
— Стреляйте сколько хотите, — сказал Менон, смуглый мужчина с тонкими усами, говоривший с большим апломбом. — Когда я в последний раз был на протоке, там было множество крокодилов. Есть такое место, где они всегда спят. Мы можем запросто настрелять их. Но туда надо добираться на лодке и совершенно бесшумно.
Лесничий тоже счел нужным высказать свое мнение:
— С тех пор как фермеры-бенгальцы ставят ловушки на крокодилов, животные стали более осторожными. Фермеры продают крокодиловые кожи. Последний раз, когда я ездил туда с помощником главного хранителя лесов, мы не видели ни одного крокодила — они исчезали, заслышав шум нашей лодки.
Было начало пятого, до захода солнца оставалось еще целых два часа, и я предложил произвести разведку в протоке.
Мое предложение заставило Менона вскочить со стула.
— Что? Сейчас? Но ведь уже поздно. Протока простирается на одиннадцать миль, а нам надо отплыть подальше.
— К тому же крокодилы появляются только во время отлива, — добавил лесничий.
Отлив достигает самой низкой отметки к десяти часам утра. Мы — Берн, Хла Дин, я и еще двое мужчин — отплыли точно в половине седьмого утра, чтобы иметь в запасе время для поиска крокодилов. Обогнув мыс, мы попали в протоку с илистой, стоячей водой грязно-желтого цвета. На ее поверхности плавала пена, как будто кто-то стирал в ней белье.
Вначале протока была широкой, но примерно через три мили она значительно сузилась и ясно различались оба берега. Ачайя, показывая на деревянный помост, выступавший с берега, сказал:
— Вот здесь переселенцы ловят рыбу. Они сооруди-, ли множество таких помостов для рыбной ловли. А способ, которым они пользуются для ловли крокодилов, ужасен, они оставляют в воде на всю ночь большие рыболовные крючки с наживкой, а на следующее утро вытаскивают попавшееся животное на берег и бьют, пока оно не подохнет. Крокодилы заглатывают приманку, и крючок застревает у них в горле, причиняя боль. — Он вздрогнул, казалось, крючок застрял у него самого в горле.
Примерно через пять миль протока раздвоилась, причем основная вела к Диглипуру, а боковая — к Паглипуру, району нового поселения. По совету Ачайи мы поплыли по последней. Протока была шириной около пятидесяти футов и по мере нашего продвижения она все сужалась. Уровень воды понизился. Во многих местах обнажились участки илистого дна со свежими следами когтей крокодилов. На крутом повороте Менон знаками попросил нас замолчать и, указав на илистую отмель, прошептал:
— Вот здесь я всегда вижу этих чудовищ.
Мы беспрекословно подчинились ему. Хла Дин, выключив мотор, тихо подгреб к указанному Меноном месту. Представьте себе наше разочарование, когда на большом участке илистой отмели мы увидели лишь двух отчаянно бившихся маленьких рыбешек.
— Куда этот крокодил сегодня провалился? — проворчал Менон. Он явно чувствовал себя неловко.
Протока продолжала сужаться. Теперь ее ширина достигала не более пятнадцати футов. На берегах виднелись густые мангровые заросли, но деревья были низкорослыми и кое-где проглядывали желтые листья. Мы пристально всматривались в лабиринт их корней, в илистые наслоения вокруг них, но либо мы прибыли слишком рано, либо не на то место — крокодилов не было. Потом достигли конца протоки. Динги начала зарываться носом в илистое дно, и мы пришвартовались к деревянным мосткам на левом берегу, откуда тропинка вела в район поселения. Мы провели на воде около двух часов и испытывали потребность расправить затекшие ноги. Менон и Ачайя пригласили нас посетить участки, где валили деревья, но мы отказались — Берн хотел сделать несколько снимков, а я не мог идти из-за больной ноги.
— Берн, — сказал я, — моя рана от укуса комаров болит, несмотря на лечение в Маябундере, и притом ужасно.
Берн осмотрел опухоль и покачал головой:
— Ну и глупец этот фельдшер. Зачем он приложил цинковую примочку? Рана затянулась, а гной скапливается внутри.
Однако в нашем положении мы ничего не могли сделать.
Через добрых полчаса Менон и Ачайя вернулись. Хотя полный отлив ожидался не раньше чем через час, уровень воды в протоке сильно понизился, и Хла Дину приходилось применять все свое искусство для того, чтобы благополучно провести динги среди бесчисленных илистых отмелей. Мы еще раз замедлили ход у излучины, где Менон часто видел «своего» крокодила, но чудовище, по всей вероятности, изменило свои планы. Все же на илистых берегах виднелось все больше следов когтей крокодилов. Это говорило о том, что они постепенно начинают выходить на солнце. Следы были похожи на отпечатки трезубцев и, как правило, вели в лабиринт корней мангровых зарослей.
Я не знаю, как далеко мы отплыли от того места, где протока раздваивалась, но обратный путь до него занял добрых полтора часа. Правда, чтобы лучше рассмотреть берега, мы специально замедляли ход лодки. К этому времени я уже покорился судьбе и в душе молил о том, что если уж не удастся застрелить крокодила, то хотя бы удалось посмотреть на него: я ни разу в жизни не видел «дикого» крокодила. Моя молитва была услышана: что-то тяжелое плюхнулось в воду. Берн уверял меня, что он мельком видел животное.