Лицо учителя просияло.
— Они очень способные. Я даже позволю себе заявить, что каждый Никобарский ребенок может стать блестящим учеником.
— Вы сначала учите их языку хинди?
— Я убедился, что в этом нет необходимости. Я провожу уроки как обычно, а дети усваивают одновременно и материал и язык.
Учитель был небольшого роста. Он приехал с севера Индии и говорил на отличном хинди. Когда учитель понял, что я не чиновник, а просто путешественник, то стал держаться свободнее. Разговорившись, он сказал мне, что любит свою работу, несмотря на большие трудности. Дело в том, что родители мало интересуются успехами своих детей, да и живут они в очень тяжелых условиях.
— Мне кажется, вы уже привыкли к жизни в деревне?
— В школе я занят, но после окончания уроков становится скучно. У меня нет друзей.
— Но ведь вы знали, что вас ждет здесь. Что побудило вас приехать сюда?
Учитель сразу же ответил:
— Безработица. В той части страны, откуда я прибыл, невозможно найти работу по специальности. Поэтому, увидев объявление о найме учителей для работы на островах, я сразу подал прошение.
Мы вышли из душного класса на свежий воздух. По команде учителя дети построились в две шеренги и исполнили патриотическую индийскую песню. Потом мы смотрели, как они играли — весело, с удовольствием. К моему изумлению все игры были индийскими.
— Они, разумеется, знают и Никобарские игры? — спросил я.
— Никобарских игр не существует, — ответил учитель. — До того как я научил их, дети вообще не играли.
И дети и учитель горели желанием развлекать нас и дальше, но я чувствовал, что пора уходить, так как мы уже и так слишком долго отрывали их от занятий. Поблагодарив учителя за любезный прием, мы удалились.
По дороге Атабджи сказал прочувствованным голосом:
— Подождите, пока эти дети вырастут. Вот тогда приезжайте и посмотрите, какими станут Никобары.
С веранды кантоны нам было видно «Дайю», которая весело покачивалась на волнах. С нее уже выгрузили товары для лавки в Пилпилоу и теперь погружали копру. Один за другим рабочие таскали тюки с копрой из склада на берег бухты. Цыплята, клевавшие что-то во дворе склада, с писком разлетались у них из-под ног. Никобарские цыплята похожи на индийских, такие же маленькие и шумливые, лишь два петушка были огромными, величиной почти с гуся. Я поинтересовался, какой они породы. Мне ответили, что птицы местной породы и их выращивают специально для праздников.
— Но почему они такие большие? — спросил я.
— Их кастрировали.
Мне это показалось интересным. Я слышал о кастрированных животных, но не о птицах.
— Это сложное дело?
— О нет, очень простое. Кастрирует петушков женщина. Хотите посмотреть.
Я, разумеется, согласился.
Управляющий поднялся и, облокотившись на перила, что-то прокричал грузчикам. Ему ответил молодой коренастый мужчина. По приказу управляющего он бросил свой мешок и поспешил в деревню. Через несколько минут грузчик вернулся, прижимая к груди пятнистого петушка. Атабджи позвал его наверх, где мы сидели, и, показывая ноги петушка, сказал:
— Вот, посмотрите. Петушок, которого собираются кастрировать, должен быть молодым. Это можно определить, взглянув на его ноги. Видите, они желтые. И шпора еще не выросла. У старых птиц ноги серого цвета.
Я встал и хотел как следует рассмотреть петушка, но грузчик, которого звали Ланул, не дал мне подойти близко.
— Осторожно. Петуха морили голодом, и он стал очень злым, — предупредил меня Атабджи. — Перед кастрацией птиц в течение двух дней не кормят, чтобы у них не открылось сильного кровотечения.
— Почему бы не приступить к операции? — нетерпеливо спросил я.
— Женщина, которая этим занимается, больна. У нее приступ лихорадки.
Все мои планы рухнули. И надо же было заболеть этой женщине!
Я умолял Атабджи что-нибудь предпринять.
— Ладно, — сказал он. — Я попытаюсь упросить женщину прийти.
Банаху — так звали больную — появилась с малышом на руках. Она оказалась красивой молодой женщиной, которую, очевидно, вытащили прямо из постели, так как она пришла с растрепанными густыми волосами, но это, как ни странно, делало ее еще более привлекательной. Управляющий подвинул женщине ящик из-под чая, и она удобно устроилась на нем, поставив ребенка на землю. Перевернув петушка вверх ногами, она положила его на колени и попросила Ланула крепко держать птицу. Потом Банаху выщипала все до одного перья на животе петуха и кожа стала голой. По ее просьбе управляющий сходил в лавку, принес бидон с водой, лезвие бритвы и иголку с ниткой. Она взяла лезвие, сделала под голым животом петушка надрез длиной в дюйм и всунула туда большой и средний пальцы. Покопавшись какое-то время, Банаху вытащила маленькие, недоразвитые яички и положила их на край ящика, потом подняла птицу и сильно встряхнула, чтобы стекла кровь. Зажав ее между ног, она зашила рану.
Операция была закончена, но петушок вытянул ноги, закрыл глаза и казался безжизненным. Женщину, однако, это нисколько не беспокоило. Она открыла ему клюв и влила несколько капель воды, что оказало чудотворное действие. Петушок тотчас же ожил и, к нашему удивлению, вылетел из рук. Он, казалось, стал даже более энергичным, — всякий раз, как я приближался к нему, желая сфотографировать, петушок мгновенно шарахался в сторону.
— Через три месяца он станет крупным и жирным, а его мясо изумительно вкусным, — сказал Атабджи, провожая петушка восхищенным взглядом.
Банаху взяла на руки ребенка и два яйца, которые получила от Ланула за операцию, и ушла.
Итак, утро было интересным и наполненным событиями. Наши желудки требовали пищи, а тела — отдыха. Когда Мусаджи сказал, что погрузка окончена и «Дайя» готова к отплытию, мы попрощались со всеми и отправились к ожидавшим нас каноэ.
Глава XI
Море, море, море
От Пилпилоу до Западного Катчалла по морю всего семь миль, но как туго пришлось «Дайе»! За две недели до начала сезона муссонов море начинает штормить; и, несмотря на то что судно напрягало все свои силы, его бросало из стороны в сторону. Порой мне казалось, что оно может расколоться пополам. В открытом море сильное течение постоянно несло нас к берегу и приходилось все время поворачивать, чтобы не сбиться с курса. К тому же два других сильных течения — настоящие пенящиеся реки посреди океана (у Катчалла уже Индийский океан) — черт знает что вытворяли с кораблем. В конце концов мы подошли к берегам Катчалла, но тут «Дайя» чуть было не попала в катастрофу.
Западный Катчалл расположен на северном берегу бухты, имеющей овальную форму. Вход в бухту узкий и огражден двумя почти сходящимися коралловыми рифами. Огромные волны все время обрушиваются на рифы, и вода возвращается обратно в море через узкий проход с такой силой, что «Дайя» едва двигалась и то лишь благодаря тому, что ее машины работали с максимальным напряжением. К счастью, установилась хорошая, безветренная погода. А во время муссонов, когда море бушует, встречное течение становится настолько сильным, что навигация в районе Западного Катчалла прекращается.
До деревни удалось добраться лишь к семи часам вечера, когда уже стемнело. Не успели мы приступить к чаепитию на веранде кантины, как пришли гости — полная женщина в саронге и маленький мальчик, прижимавшийся к ее ногам. За ними следовал коренастый мужчина.
Они с трудом поднялись по лестнице и сели за стол.
— А, рани Чанга, — радостно воскликнул Мусаджи, вставая из-за стола, чтобы приветствовать гостей. — И Сал! — обратился он к мужчине. — Рад видеть вас.
С веранды просматривались открытый двор и пристань, откуда доносились крики грузчиков, разгружавших «Дайю». Они спускали на берег электрический генератор.
— Что это такое? — спросила рани Чанга, заинтересовавшись.