— Опять вы, мама, голяком бродите, а после ноги у вас болят…
Бросила на пол подшитые валенки.
Прабабка смолчала. Дверь снова прикрыла плотно, сунула ноги в валенки равнодушно, будто доски. Чуть погодя ноги сладко заныли в валенках, тепло поползло от них вверх..
А баба Катя вернулась к Лидии.
Лидия сегодня вылезла из своей комнаты рано, не в пример обычному. Муж Юлий еще спал, спал сын Иван, сбивая крепкой ногой одеяло. Неслышно дышала за перегородкой сестра Мария. Лидия бесстыдно — в одной сорочке, простоволосая, горячая со сна, как ребенок, — влезла к бабе Кате на койку, привалилась к ней боком. Давно так не приходила, со сна, — глаза притуманены ночью, а в них — тишина и довольство. Голосом, чуть сдавленным в горле, сказала бабе Кате с доверчивостью, давно так не говорила:
— Помирились… Это ему из института письма ходили на узел связи…
Засмеялась счастливо.
— Хочет заочно учиться… по рыбе…
У бабы Кати с души отлегло.
— У, кошка, — только сказала Лидке, пихнула тихонько ладонью, Лидия прижалась теснее. — Чего же он раньше-то молчал!
Просто так, конечно, это баба Катя сказала.
Муж Юлии по характеру тихий, голос никогда не возвысит, все молчком. Мускулы в нем играют, как змеи, а молчит. Настырный при этой тихости, не уступит Лидке. Тут бесполезно спрашивать, пока сам не скажет, идти на шум, баба Катя уж убедилась. А Лидия как раз сдержать себя не умеет, чтоб выждать, доводит сразу до взрыва. Царапкинская это черта — поорать между своими, выяснить отношения, чтоб ничего не копилось. Вроде — легче. Но Юлий не принимает эту черту, сразу глядит с отчуждением. Тогда видать, что как ни свой зять, а другого гнезда — Сидоров, не Царапкин, требует своего обращения. И бабе Кате иной раз приходится себя обуздать, по она это умеет, жизнь научила. Иван вон тоже: от земли не видать — а крика над собой не выносит, плачет от громкого голосу, долго потом глядит перед собой с обидой и вздыхает, как пес Вулкан, — носом, громко. Это уже от мужа Юлия. Баба Катя сроду на Ивана голос не поднимала, а Лидия и здесь проявляет себя несдержанно.
— Ремень по тебе плачет, — сказала баба Катя.
— Да не буду я больше, — пообещала, как в детстве, Лидия.
Лицо ее, не прикрашенное никакой краской, было сейчас простоватым, широким, широкие ноздри и скулы, сразу видно, что Лидия росла некрасивой. Но вот, спасибо, выдурилась. А нижняя губа, вот уж не бабыкатина, все равно выпячена самолюбиво, даже сейчас.
— Умей мужу верить, — сказала еще баба Катя.
А про себя подумала, что девки у нее все же вышли — тыквы, что одна, что другая. Не стали после школы учиться, хоть могли. Мария ушла на переживанья, Лидия — в семейную жизнь. А муж Юлий — вот тебе чемпион! — додумался до хорошего, ищет себя в жизни, будет скоро с дипломом, раз чего решил. Интересно, как самолюбивая Лидка будет тогда с ним спать, с образованным больше ее? Не сможет ведь спать спокойно, изойдет на ревность.
— Только он у меня один учиться не будет, — сказала Лидия. — Так я ему и позволила! Я тоже пойду.
— Больно ты разошлась, — сказала баба Катя ворчливо.
Но испытала удовлетворение, что знает своих детей хорошо, наперед. Хоть и выросли, тыквы. И что Лидия от нее сейчас не таится — хочет стоять на одной ноге с мужем, так прямо и говорит.
— А чего? — сказала Лидия, — Я в педагогический поступлю…
— С твоим характером только в школу, — засмеялась баба Катя.
— А я все равно на цунами буду, — сказала Лидия. — Чего — мой характер? Если уж Агеев столько лет в школе работал!.
— Агеев против тебя — ангел, — сказала баба Кати.
Но покривила душой, хоть к школе это отношения не имеет.
Агеев бабе Кате как раз понравился, когда он приехал. Брови вскинуты на нем удивленно и глаз синий, чистый, бабе Кате сперва показалось — без практичности. Стоял в раймаге робко, ждал свою очередь. И баба Катя сперва ему все отпускала даже с привесом, как у нее бывает, если человек на острове новый, неоперенный пока, ест кое-как, стоя. Так — конфетку ему на весах переложит, не резать же, сыр тоже — чуть больше, пускай, это уж не разоришься. А просто — симпатия, можно себе позволить.
Но Агеев быстро освоился. Уже через неделю стал бабе Кате называть цены в копейках — что ему желательно взять и сколько это стоит. В копейках. Может — где как, а у нас не принято. Ну, иной раз кто общую сумму скажет — мол, с меня вроде восемнадцать рублей, или я ошибся? Ну, это другое дело. Каждый человек все равно потом про себя прикинет, не морской песок — деньги. Но это тоже другое. Прикинет, чтобы не перетратиться, соблюсти свой размер. А в копейках тут не считают, имеют доверие к бабе Кате, заслужила.