— Конечно, — сказала Ольга. — Мы же пока тут.
— Если нужно, я могу подежурить, — сразу предложил Павлов. — На «Баюклы» вполне выспался, так что — могу.
— Ну что вы! — жеманно отказалась Вера Максимовна, удалилась с плавностью.
Павлов проводил ее внимательными глазами:
— Серьезная, кажется, особа…
— Учится на заочном, — сказала Ольга, не желая ответить по существу. Сразу сменила тему: — Ваша жена тоже сейсмолог?
— Нет, к счастью, — улыбнулся Павлов. — Она в музыкальной школе работает, в Южном, по классу скрипки. Как у вас тут насчет скрипки?
— Баян в клубе есть, пианино, правда — расстроенное, — сказала Ольга помедлив, переварила для себя музыкальную школу; его жена, значит, тоже, — прямо наследственность для начальников станции. — Константин Шеремет на гитаре играет, очень неплохо.
— Скрипки вам не хватает, — засмеялся Павлов. — Дочка пошла в первый класс, не хочу срывать им учебный год. Пока обживусь, то да се.
— Без семьи обживаться трудно, — сказала Ольга.
— Ну, это мне не грозит, — засмеялся уверенно. — Получу квартиру, весной приедут. А я пока в боковушке расположусь, тут, на станции, если не возражаете. Я уже бросил там чемодан.
— Может, мою квартиру… — начала Ольга. Но он перебил сразу:
— Ваша квартира — ваша. А меня в поселке даже больше устраивает, клуб, школа — все рядом для моих женщин. Без квартиры я не останусь, это не беспокойтесь.
— Клюев и дом выбьет, — засмеялась Ольга.
— Отдельный дом мне не нужен, — ответил Павлов серьезно, будто Юлий Сидоров. — Я люблю, чтоб были соседи, радио орет за стеной — пусть, люблю, чтоб живые лица кругом. Одиночество как раз неважно переношу, испугался в детстве.
Он улыбнулся, скулы в нем напряглись, кожа обтянула их туго. Но Ольга за день уже привыкла к этой улыбке.
— Кто же вас так напугал? — вяло спросила Ольга.
— Скорее — что, — усмехнулся Павлов. — Как-нибудь потом, если к слову придется…
Тут вернулась Вера Агеева. Следом за ней, почти сразу, вошла баба Катя — эта уж не пропустит, чтоб новый человек да мимо ее дома. Ольга подмигнула бабе Кате, но та вроде чем-то была взволнована, не ответила. Сказала прямо с порога:
— Как звать-величать-то, новый начальник?
— Павлов, Геннадий, — назвался Павлов охотно.
— А по отчеству?
— Андреевич, — улыбнулся Павлов. — Но откликаюсь и так.
— Павлов, Геннадий Андреевич, — повторила баба Катя с раздумьем вроде, даже с сомнением. — Ну что ж. Нетрудно запомнить, это бывает…
Непонятно — чего «бывает».
— Едва загнала в кровать, — сообщила Вера Агеева, — Не желают ложиться, ждут, видите ли, отца. А отца черти носят…
— Загулял, значит, — хмыкнула баба Катя. Снова насела на Павлова: —А откуда сам, если не секрет?
— Испугаете человека, баба Катя, — засмеялась Ольга.
— Ничего, — сказал Павлов, — выдержу. Родился вроде в Хабаровске, так что — местный, дальневосточный.
— А пусть гуляет, мне что! — хмыкнула Вера Агеева.
Тут баба Катя засмеялась чему-то, тряхнула головой, будто отогнала муху, вытаращила глаза, как Мария, подмигнула Ольге, сказала:
— У меня внучка замуж выходит, так что всех приглашаю на ужин!
— Мария?! — ахнула Ольга. — За Константина?
— А то за кого же? — ответила баба Катя гордо. — У ней хахалей нет: с пяти лет с Константином гуляет.
— Успел все же до пенсии, собрался, — хмыкнула Вера Агеева.
— А ты, девушка, не завидуй, — сказала ей баба Катя. — Ты уж у нас пристроена.
— Вот кому не завидую, так это Костькиной жене…
Ольга хотела вмешаться, но баба Катя ответила быстро, как припечатала Верку:
— Сама знаешь, что врешь.
И сразу отвернулась от Веры. Та — промолчала, занялась на столе бумагами, потом вовсе вышла в темную комнату, где «зайцы».
— Все уж сидят за столом, — сказала баба Катя. — Идемте!
— А удобно? — Павлов взглянул на Ольгу.
— Еще чего! — сказала баба Катя, взяла его за рукав, потащила за собой в дверь.
Ольга шла сзади, посмеиваясь. Завидовала темпераменту бабы Кати, жизненной ее силе, оптимистическому напору, с которым баба Катя встречает все в своей жизни — хорошее и дурное, хорошего все же — больше. Окружена родными, держит их весело, крепко: гони — не уйдут. Юлий вошел как свой, теперь — Костя. Ольга всегда завидовала большим, добрым семьям: горе — поделят, радость — умножат, все в такой семье проще…
У Царапкиных было шумно. Гремел магнитофон. Горели все лампы. Стол был раздвинут. Лидия танцевала на пятачке с мужем Юлием, прижимаясь к нему тесно. Директор Иргушин, раскидав по полу длинные властные ноги, глядел на них с улыбкой. Лиза Иргушина хлопотала возле стола, носила к нему тарелки. Задержалась около мужа, потерлась щекой, засмеялась, убежала за фужерами в кухню. Филаретыч, умиротворенный возней с туристами, благостный, сидел в уголке тихо, тянул лимонад из стакана. Сияющая Мария держала за руку Костьку, таращилась на него, будто только сейчас увидела. Была хорошенькая, в белом платье — как школьница, только белобрысых косичек ей сейчас не хватало. Зато был шиньон.