Она была самой развитой из всех сестер, и меньше всех я был к ней привязан.
— О, завтра-то он будет хорошим мальчиком, Кать, лиха беда начало, — сказала мама.
Все между нами было ладно да складно, пока не настало время идти спать. Сестры рассказывали матери про школу и пытались назвать ей имя учительницы. Но выговорить это имя у них все никак не выходило. Обе весь вечер силились правильно произнести его, пока не начали пререкаться друг с другом. Так что ровно столько, сколько они веселились надо мной в начале вечера, столько и я потешался над ними в конце. В итоге Майре — а она была и самой старшей из всех — сумела произнести имя: Нянс Ни Донаху[15]. Для таких, как они, имя это было трудное, потому что подобных имен никогда еще не слыхали на этом Острове[16]. Наконец все были готовы спать.
На следующее утро всем предстояло отправиться по своим делам, и еда была готова довольно рано, потому что прилив до полудня никого не ждет. Патрик в то время стал уже порядком искушен в разных делах. Он был вторым по старшинству из всех детей, Майре — самая старшая. Отец собирал по всему дому веревки и крючья для себя и для Патрика. Майре готовилась пойти вместе с ними, и мать тоже. Это был день весеннего прилива и пора сбора черных водорослей на удобрения. Кать следовало оставаться за хозяйку, Айлинь, Норе и мне — идти в школу. Вот как мы условились провести этот день.
Сварили котел картошки, рыбу, а к ним капельку молока. Мы все, и взрослые, и дети, быстро набили этим себе животы. Если же говорить насчет чая, то на этом Острове в те времена не было никого, кто видал когда-нибудь чайник. И еще долго после ничего такого не было.
Протрубил рог, и вот вышли на пляж сборщики, вышли в школу школьники, а не по годам взрослая Кать осталась дома.
— Веди себя хорошо в школе, Томас, мальчик мой, — велела мне мать и, уходя на пляж, дочиста вытерла мне тряпочкой все сопли под носом. Десять лет было мне в тот день, когда я пошел в школу, как сказала моя мать, а было это около 1866 года[17].
Всю дорогу к школьному дому я был бодр и весел, и Нора держала меня за руку. Бедная Нора думала, что я устрою ей представление, но я не стал. Учительница ждала в дверях школы и протянула мне замечательное яблоко. Войдя внутрь, я изумился, поскольку не увидал больше ни единого яблока ни у кого другого. Но она не собиралась каждый день давать нам яблоки, хотя я-то подумал тогда, что так оно всегда и будет.
Это было подарочное яблоко, такое давали каждому ученику в первый день учебы, а поскольку для меня это и был первый день в школе, как раз по этой причине я его и получил.
Я не очень смотрел по сторонам, пока не прожевал свое яблоко, но времени на это потратил немного, потому что в ту пору моя жевательная мельница была в полном порядке, чем сегодня я похвастаться не могу. Затем я обвел взглядом весь дом. Увидел книги и бумаги, наваленные небольшими грудами в разных местах, черную доску, висевшую тут же на стене, и белые пометки, оставленные на ней там и сям, будто бы сделанные мелом. Меня до крайности заинтересовало, какова же в них суть, но тут я увидел, как учительница вызывает старших девочек к доске. В руке у нее была тонкая палочка, которой учительница показывала на эти отметки, и тут до меня дошло, что разговаривала она с ними какой-то чудной речью. Я толкнул Патса Мики, сидевшего позади меня на лавке — того самого Патса Мики, который над нами Король по сей день уже с давних пор, и он же вместе с тем у нас почтальон.
Я шепотом обратился к нему и спросил, что это за потешная беседа происходит между учительницей и девочками возле черной доски.
— Дьявол побери мою душу, да чтоб я знал! Только думаю, что речь это такая, какую здесь не поймут никогда, — сказал мне Король.
Я решил, что голод доведет меня в этой школе, но воистину недолго пришлось ждать, пока учительница произнесла по-английски: «Playtime»[18]. Из-за этого слова у меня глаза полезли на лоб от изумления, поскольку я не знал, что в нем был за смысл. Я увидел, как вся толпа, что собралась внутри, разом вскочила на ноги и ринулась к двери. Норе пришлось схватить меня за руку, чтобы я не опрокинул лавочку. Все мы разошлись по домам.
Дома нас ждала пригоршня холодной вареной картошки. Ее оставили возле очага. К ней у нас нашлась рыба — желтые ставриды, а это очень сладкая вкусная рыба. Мать уже сидела дома, а у нее были кусочки улиток, собранных на пляже, потому что все вернулись со сбора, пока мы были в школе. Мама обжаривала улиток на огне и кидала нам по одной, словно курица цыплятам. Мы трое немного говорили за едой, но продолжали жевать все, что было, пока вдоволь не наелись. И тогда мать завела со мной разговор про школу, потому что раньше она боялась, что я подавлюсь, отвечая ей.
15
Здесь и далее все фамилии приводятся в соответствии с правилами ирландского языка. Мужские фамилии начинаются с приставок «О» или «Мак». Фамилии замужних женщин содержат приставки «И» или «Вик». Девичьи фамилии пишутся с приставками «Ни» или «Ник». В англизированном варианте все фамилии пишутся по мужскому образцу — «О» или «Мак», а женские фамилии вообще никак не выделяются. Фамилия Ни Донаху (
16
Имя Нэнс (уменьшительное от Энн), в ирландской огласовке «Нянс» (Neans), островитянкам кажется слишком английским и очень непривычным. Фамилия О’Донаху, хоть и ирландская, возможно, никогда не встречалась жителям Бласкета.
17
В рукописи рукой автора написана дата «1846», а на полях рукой редактора Бриана О’ Келли поставлено «1866». Скорее всего, прав редактор. В 1840-е годы, во время Великого голода в Ирландии, Томас О‘Крихинь еще не родился и слышал о событиях этого времени от старших.