Звали его Тома́c Лысый, поскольку волос между ушами у него и впрямь осталось немного. В то же время он был очень сообразительный, и если бы ему немного приподняться и подучиться, он мог бы стать лауреатом любой награды в Ирландии — запросто. Мать часто посылала меня к нему узнать, когда наступит тот или другой праздник. Если они хоть что-нибудь ели, оба выходили к дверям и уговаривали меня поесть с ними. Не бывало еще бедняцкой хижины гостеприимней, чем у них. И раз уж все, кто был со мною рядом в мое время, пребывают сейчас в сонме мертвых, а сам я жив, пусть пошлет им Бог место получше той убогой хижины, да и всем нам. Ни один из тех двоих ни разу не ударил никого из нас.
У них были сын и дочь. Не знаю, рождались ли еще когда-нибудь другие дети. Дочь была маленькой нечесаной неряхой, наподобие своей матери, а сын — маленький никчемный неумеха вроде отца, только безо всякого ума и сообразительности. Моря он на дух не выносил: едва оказывался в лодке, как на него сразу же накатывала тошнота. Из-за этого он ни разу не принес из моря никакого улова и часто работал в людях, в услужении. Наш-то Пади его на год старше, и, как он сам говорит, еще в полном здравии, а тот уже три месяца как в могиле. А было им обоим за восемьдесят.
Не нашлось бы на Острове человека, ни молодого, ни старого, про которого бы Томас Лысый не знал, какого он возраста (и про тех, что из других приходов на Большой земле тоже), в какой год родился, в какой день и в какой час. Люди говорили, что подобного всезнайки в наших краях не бывало, пусть сосед и не умел ни «А», ни «Б» ни на одном языке. Он часто говорил мне, что рождественские пироги пекли как раз в тот день, когда я родился, то есть в День святого Toмàcа, который наступает за три дня до Рождества; вот тогда моя мать и нашла меня на Белом пляже, как он рассказывал.
— Ну и сколько же ему сейчас лет? — спрашивала его седая жена.
И уж сосед-то никогда не ошибался с ответом:
— Четырнадцать лет на следующее Рождество.
С тех пор старая баба стала очень разговорчива со мной, особенно когда моя семья назначила меня кем-то вроде посыльного между двумя домами. Пожалуй, я больше вынес из своего дома соседям, чем принес к нам домой. Да я ведь этим не хвастаю. Возможно, в том другом доме изобилия было не больше.
Вот наступает воскресенье. Обычно в такой день все девочки и бойкие ребята отправлялись на Белый пляж, и у каждого с собою клюшка и мячик. Все до единого подкрепились картошкой и хлебом. Я хорошенько подготовился ко всему, что только может случиться. Надел свою лучшую выходную одежду: новые чистые штаны из серой овечьей шерсти, полицейскую шапку, у которой два угла, а еще до того сунул голову в таз с водой и оттер лицо дочиста. И не мать вытирала мне в этот раз сопли, нет, я сам был уже здоровый лоб, так-то, сынок!
Я отправился на пляж с клюшкой для хёрлинга[27], ручку для которой вырезал сам. Нора и Айлинь собрались со мной, и мы бежали не останавливаясь, покуда не врезались в самую гущу игры. Ни у кого на пляже не было ни носков, ни ботинок. Для молодежи не было дня суровее, чем день состязания, которое случалось каждое воскресенье.
Кто-то заметил лодку, которая шла из Дун-Хына под раздутым парусом, и когда она стала подходить к причалу, все мы оставили пляж и бросились встречать лодку. На корме была женщина, новая учительница, Кать Ни Донаху, сестра прежней — прелестная, очаровательная девушка. Священник не сумел найти учителя. Она же не особенно стремилась к такой работе, хотя в те времена работа-то была несложная.
Школа, само собой, открылась в понедельник, все расселись по своим местам, и, клянусь плащом[28], Король занял свое место рядом со мною. В десять лет, в 1866-м, я пошел в школу первый раз, а в то время мне исполнилось четырнадцать, значит, стоял 1870-й. Учительница раздала нам новые маленькие книжечки. Ее очень занимала черная доска, у которой девушка все время хлопотала, стирая и заново записывая все, что на ней было. Глаза у нее то и дело широко распахивались от удивления: редко успевала она записать задачу прежде, чем кто-то ее уже решал, и приходилось заново усложнять ее.
Молодежь на Острове с большим увлечением относилась к этой новой работе. С того времени у них появилась особенная склонность к учению.
В ком-то из нас всегда живет подлинная страсть; во всех них жило влечение к морю, стремление к большой воде. Они были пронизаны шумом ветра, который каждое утро налетал с морского берега, грохотал у них в ушах, прочищая мозги и выбивая пыль из голов.
27
Хёрлинг, или умбнь (
28
Теплый плащ — очень важная деталь одежды в непогоду, поэтому его упоминание издревле было в ирландском языке клятвой и формально осталось ей даже тогда, когда сам плащ в Ирландии перестал быть обязательным предметом одежды.