– Я сама очень боюсь, – сообщила Юля, приложив ладони к горящим щекам. – Но давайте попробуем. Текст я вам раздам. Многое придется придумывать самим, так что это будет коллективное…
Юля замолчала. Все, проследив за ее взглядом, обернулись. В дверях стояла Таня Удальцова, подавленная и вызывающая одновременно. Таня походила на тощего взъерошенного воробья, готового и драться, и улепетывать – в зависимости от ситуации.
– А почему опаздываем? – нарочито строго, чтобы сгладить неловкость момента, возмутилась Тарасова. – Приказ забыли? Все расписывались, штрафы уже работают. В зарплату нечего будет получать.
– Я… простите… – пробормотала Таня.
– Давай быстрее, проходи, не отвлекай. Мы про открытие сезона говорим, – распорядилась Тарасова, и Таня, подойдя ближе к сцене, присела на крайнее кресло.
– Ну вот… капустник. Тут распределение ролей я вывесить не успела, извините, – с трудом вернулась к мысли Юля. – А потом будем ставить «Ревизора». В декабре, наверное.
– На кого ставить? Уехали же все! – с иронией перебила ее Королева.
– А я придумала! – В голосе Юли прозвучал вызов. – И Светлана Николаевна считает, что это вполне возможно. В октябре – спектакль по Коляде, там с декорациями проще. Еще детские, я пока не знаю что. Давайте обсудим. И там уже пора будет елку готовить.
– Да-а… – протянула Долинина. – Перспектива. Света, а ты с СТД созванивалась? С Министерством культуры? Может, они помогут?
– Нет у них никого, – ответила Тарасова. – У нас тут медом не намазано. Не летят режиссеры, хоть ты тресни. Да и актеры тоже. Все, давайте конкретно про премьеру. Юля, начинай!
И через несколько минут, позабыв про Удальцова и прочие обстоятельства, все слушали Юлю, соглашались и азартно спорили, предлагали свое.
– Ну, слава богу! – нагнувшись к Тарасовой, прошептала Антонина Ивановна. – Ты, Света, правильно насчет Юли решила. Она хорошая девочка, и задатки у нее есть. Только помочь ей надо. И Танечке помочь… Ей еще труднее. У Юли – день рождения, а у Танечки, получается, – вроде похорон. Ой, что это я! Дай бог Витьке, подлецу, здоровья и долгих лет жизни! – закончила актриса совершенно искренне.
Опыт показывает, что чем меньше город, в котором работает тот или иной театр, тем короче официальная часть любого собрания коллектива. Понятно, что в каком-нибудь большом академическом театре, где актеры пропадают то на съемках, то в антрепризах и встречаются нечасто и на бегу, а директор с худруком обитают на высотах, недоступных простым смертным, и новостей полно, и сюрпризов, и планов вечное громадье… А в таком, как Надеждинский драматический имени, разумеется, Антона Павловича Чехова, все новости узнаются мгновенно, потому что все встречаются едва ли не каждый день то в магазине, то на улице. Поэтому уже вскоре все сидели в осиротевшем кабинете главрежа, где всегда накрывали стол, когда возникал повод для междусобойчиков. Настроение у всех было не очень, и натянутость ощущалась, но пару бутылок шампанского все же открыли, как положено. И пироги, на которые Оля Бодрук была большая мастерица, тоже оценили по достоинству. Жизнь продолжается, с Удальцовым или без, надо работать и не ждать ни от кого сочувствия или помощи. Все понимали, что театр – не завод, от которого зависит жизнь города, а лишняя обуза для и без того дырявого городского бюджета: не выживет – посожалеют и махнут рукой; нынче не советская власть на дворе, рынок, ему культура без самоокупаемости по барабану.
Расходились уже затемно. Батраков, как всегда, предложил проводить Юлю до дома. Повеселевший Петя наладился было провожать Татьяну (он уже начал понимать, какие преимущества сулит ему новое положение дел), однако Таня вдруг решительно заявила, что она пойдет с Юлей. Батраков, пожав плечами, отошел, но Петя так легко сдаваться не собирался.
– Вам же не по дороге! – возмутился он. – Совсем в разные стороны!
– Петр, не валяй дурака, может быть, им поговорить надо, – холодно произнесла Марианна Сергеевна. – А ты можешь проводить нас с Александрой.
Это предложение возмутило Петю еще больше, потому что сестра приехала на машине и должна была просто-напросто отвезти его и мать домой. Но пока он препирался с матерью, Юля и Татьяна ушли, и пришлось смириться.
– Какие ваши годы, Петенька! – подколола его злыдня Долинина, когда он помогал ей надевать пальто. – Уверяю вас, с вашей внешностью… Вам еще надоест провожать чужих жен к их семейному очагу.