Одеваюсь, вешаю на пояс большой служебный мобильник и проверяю, на месте ли карточка-разрешение от Россвязьнадзора и доверенность от моей конторы, на которую телефон зарегистрирован. Карточка – убогий заламинированный кусок бумаги с печатью. Текст простой: разрешается такому-то такому-то пользоваться приемо-передающим устройством таким-то. Убогость ведь, а без нее гаишники могли телефон и отобрать. И где только берут эти карточки? Я как-то хотел честно зарегистрировать си-бишную станцию, но входы в здание были закрыты, а сквозь трещины в бетоне парадного крыльца пробивалась травка. Может, я не в тех местах искал? Но табличка там была. В общем, филькина грамота наверняка означала это самое разрешение.
Теплый пуховик, теплые сапоги. Еще раз шарю по карманам. Права, паспорт, деньги, сигареты, зажигалка, ключи. Вроде бы все на месте. Щелкаю замком и нажимаю ручку. В приоткрывшуюся дверь тут же врывается прохладный ветерок из подъезда.
– Позвони как сможешь, ладно? – шепчет Ника и запахивает поплотней халатик. Вся она сонная, теплая, желанная… Вернуться бы сейчас в кровать и немножко потискать, помять девчонку! Но дорога не любит тех, кто опаздывает к ней на свидание.
– Обязательно! – целую ее в чуть припухшие губы, подхватываю поклажу и иду к лифту. Пока едет кабина – улыбаюсь. Ника отвечает. В глазах тревога и спокойствие, словно она не уверена, чем закончится очередной мой поход.
– Счастливо!
– Угу.
Киваю и шагаю в кабину. На миг дыхание прерывается – сортирная вонь тут конкретная и неизбывная, но хоть свежачка еще нет. Издержки спального района, черт бы его, где наркоши и алкаши составляют большинство. Стараясь дышать пореже, жму заранее приготовленным пакетиком заплеванную и прожженную кнопку первого этажа. В очередной раз мелькает в голове привычный вопрос: чем так первый этаж не приглянулся вандалам? Но тут створки дверей с лязгом отсекают меня от площадки, и вопрос тут же испаряется.
Кабина вздрагивает, трепещет, но ползет уверено. По пути она погромыхивает и скрипит, словно жалуясь не нелегкую судьбу. Жду привычного душераздирающего скрежета в районе четвертого этажа. Ага, вот он! Хорошая примета! Звук хлесткий, вышвыривающий весь шаляй-валяй из головы и напрочь отгоняющий сонливость. Он будто подтверждает, что я уже в пути.
На крыльце подъезда искрится чистый снег. На тоненьком слое, выпавшем за ночь, еще нет ни единого следа. Мой будет первым. Хорошая примета, вроде бы, или нет? Я не помню.
Машина тоже чуть припорошена. Старенькие теплые перчатки лежат в салоне, щетка там же. Сметаю пальцами снег с замка багажника, открываю его и закидываю барахло в глубокие холодные недра. Теперь все останется сухим, когда внутри потеплеет. Хлопаю крышкой. Снег на руке тает, кончики пальцев жестко покусывает морозец.
Обмахиваю рукавом контур водительской двери – легкий снег осыпается – и открываю ее. Внутри автомобиля приглашающе зажигается свет. Он уютный и ассоциируется с теплым нутром. От этого кажется, что тут еще холоднее, нежели снаружи. Стараюсь контактировать с сиденьем не всей площадью зада, чтобы уменьшить площадь соприкосновения с ледяной обшивкой. Занятие, понятно дело, бессмысленное, но кажется, что так все же лучше. Сую ключ в замок и начинаю обычные предстартовые процедуры: поднимаю ручник, тяну рычажок заслонки карбюратора, выжимаю сцепление, ловлю нейтралку. Рычаг коробки двигается с заметным сопротивлением – масло загустело. Поворачиваю ключ, не отпуская педали сцепления: не стоит изрядно подстывшие стартер и аккумулятор помимо мотора грузить еще и промерзшей коробкой.
Первый щелчок замка – лениво ожили приборы. Аккумулятор, похоже, живой. Прогреть включением света? Не стоит, наверное, не так уж и холодно. Кручу ключ до упора. Стартер лениво закхекал, нехотя раскручивая коленвал. Раз, другой, третий… Мотор дрогнул одним цилиндром. Еще оборот – и к товарищу присоединился другой. А затем и остальные проснулись. Отпускаю ключ, слушаю, как движок начинает разогреваться. Все постукивания и поскрипывания привычные, родные, живущие тут испокон – никаких новых звуков. Хорошо! Пусть греется, а я пока займусь другими делами. Неохотно выползаю из прогретого собственным телом кресла на улицу, прихватив перчатки и щетку. Дую в каждую перед тем как надеть, иначе холод будет злиться на вторжение и еще долго жевать кончики пальцев. Обмахиваю щеткой крышу и стекла, пока они еще холодные. Иначе дворники примутся елозить по льдинками и не сумеют управиться с московской просоленной кашей на МКАДе. Скорее всего, ее еще нет, каши этой, ибо слишком рано, но кто знает…