В хоре сотен голосов слышатся ему голоса его молодых героинь, у каждой из которых своя судьба и свой характер. Мария Андреевна — из пьесы «Бедная невеста», написанной тридцать лет назад, в 1852 году, всегда для него милая и молодая Мария Андреевна, напоминающая ему младшую дочь Софьи Григорьевны Корш — вдовы профессора Медико-хирургической академии. В доме Корш бывали и Аполлон Григорьев, и К. Кавелин, женившиеся на сестрах Корш, бывал и он, Островский, увлекшись немного самой младшей из сестер, Зинаидой. Ей он посвятил альбомное стихотворение.
Снилась мне большая зала,
Светом облита,
И толпа под звуки бала
Пол паркетный колебала,
Пляской занята…
Стихотворение длинное, полушутливое и одновременно романтическое, в духе мечтательности самой героини. Многое из того, что видел, наблюдал он в доме вдовы, старавшейся найти подходящих женихов для своих дочек — «бедных невест», «бесприданниц», — перешло затем в его пьесу — в дом вдовы Незабудкиной, матери Марии Андреевны. Зинаиду Корш он сейчас, вероятно, и не узнал бы, как и она его, у нее могли бы стать теперь внуки, а та, для кого она послужила прототипом, по-прежнему для него своя, любимая Лидия Андреевна. Бедная невеста, воспитанная на романтически-книжных чувствах, доверчивая и чистая душой, вынужденная идти замуж за вульгарного чиновника-взяточника Беневоленского, которого она думает перевоспитать.
А потом у него будут и «богатые невесты» — тип женщины уже иной, податливой, на развращение, как двадцатитрехлетняя Валентина Белесова, живущая на содержании у шестидесятилетнего важного барина Гневышева в пьесе «Богатые невесты». Но не может он, Островский, не увидеть хорошее даже и в тех женщинах, которых принято называть падшими. Так, он склонен оправдывать неблаговидные поступки своих героинь обстоятельствами, средой.
И в других пьесах, написанных уже в последнее время, в восьмидесятые годы, он снова и снова всматривается в жизнь женского сердца. Как будто ищет важную для себя разгадку. И в самом деле это так: ведь от женщины очень многое зависит и в семье, и в самой общественной жизни. Уже в «Бедной невесте» на долю героини, Марии Андреевны, падает тяжкое семейное испытание — вынужденный супружеский союз с нелюбимым человеком, бесконечно далеким от ее идеала. Но с тех пор многое в русской жизни изменилось, появились Лидии Чебоксаровы («Бешеные деньги») с их хищной «буржуазной» натурой. Можно было наблюдать в быту плоды столь долго и азартно проповедовавшейся эмансипации женщин, не столь же благодетельные плоды. Сколько написано и все пишется книг, пьес на эту ставшую пошлой тему. Иная героиня уже настолько вкусила «свободы чувства», что и знать не хочет никаких семейных забот, а ее все прославляют и выводят жертвой семейной тирании. И даст ли счастье семье свободная и признанная распущенность? И не приведет ли эмансипация к этой всеобщей распущенности и к разрушению семьи? В пьесе «Невольницы» он думает об этом не без тревоги, но и верит в ту силу, которая кажется ему извечной в жизни. Эта сила — женская любовь, не только как страсть, но и как примирительное, гармоническое начало в мире. Пушкинская Татьяна — это ведь не только «но я другому отдана, и буду век ему верна», это вообще созидательная способность женского сердца, к чему бы она ни была обращена. Ведь Татьяну так же легко представить и сестрой милосердия, как и любящей супругой и матерью. Отсвет пушкинской Татьяны остался на героине «Бедной невесты» — сколько спокойной готовности у Марии Андреевны самоотверженно нести свой долг. И спустя почти тридцать лет после этого он создает образ другой молодой самоотверженной женщины — Веры Филипповны в пьесе «Сердце не камень». Искренним благочестием своим, добротой и участием к людям она напоминает Марфу Борисовну из «Минина», да и Февронию из «Сказания о граде Китеже» Римского-Корсакова — тип кроткой русской женщины, не знающей эгоизма и расчета, с неиссякаемой потребностью любви и служения людям. Вера Филипповна помогает бедным, творит милостыню, отзывчива на горе и нужду людей. И как ни жестоки с ней люди — она все сносит терпеливо и с упованием на добро. Пятнадцать лет держал ее взаперти дома старый муж-гуляка, а когда заболел — только и утешался ее «усердием», заботой о нем. Не раз обманывают ее люди, а она все так же готова идти к ним на помощь. И это не от «забитости» души, не от слабоволия Веры Филипповны, а, наоборот, от постоянства ее душевного света, возвышающего ее над окружающими людьми.