Гончаров приветствовал Островского как «бессмертного творца бесконечного строя поэтических созданий, от «Снегурочки», «Сна воеводы» до «Талантов и поклонников» включительно, где мы воочию видим и слышим исконную, истинную русскую жизнь в бесчисленных, животрепещущих образах, с ее верным обличьем, складом и голосом».
Письмо было выслушано с огромным вниманием, и «с того момента, — как писал Островский Ивану Александровичу на другой же день, — наш праздник получил гораздо большее значение; торжество совершалось как бы под председательством патриарха художественной литературы (это слова артистов)». Александр Николаевич благодарил Гончарова за дорогое письмо и писал ему, что по приезде в Петербург он не замедлит явиться к нему и поклониться низко за его привет, искренний, теплый и для него бесценно-отрадный.
После этого артистического вечера газеты высказывали недовольство тем, что юбилей драматурга был отмечен как бы в семейном кругу, среди одних артистов, в то время как А. Н. Островский, один из крупнейших литературных деятелей, дорог «всем мыслящим и чувствующим русским людям», которые приняли бы живое участие в праздновании юбилея, Александр Николаевич и здесь мог бы вступиться за артистов, которые, как он в таких случаях считал, понапрасну «обижены».
И вообще театр, даже публика сделались для него в последнее время как-то дороже, особенно после поездки на Кавказ в октябре 1883 года. Тогда, под впечатлением восторженного приема, какой оказали ему тифлисцы, он написал пьесу «Без вины виноватые». Ему хотелось показать публике, что чтимый ею автор не почил на лаврах, что он хочет еще работать и давать ей художественные наслаждения, которые она любит и за которые чтит его, как писал он впоследствии.
Пьеса создавалась с необычайным подъемом, доступным только молодым силам. «Повторения такого счастливого настроения едва ли уж дождешься». И сама поездка осталась незабываемою для него. На Кавказ должен был отправиться по служебным делам его брат Михаил Николаевич, и, узнав об этом, драматург просил его: «Сделай милость, возьми меня с собой на Кавказ: в Тифлисе меня давно ждут, там есть люди, которые мне покажут все интересное за Кавказом».
Торжественная встреча была устроена великому русскому драматургу грузинской труппой. О том волнующем впечатлении, которое произвел на него горячий прием, он подробно писал жене, Марии Васильевне: «Режиссер труппы прочел мне приветственный адрес, очень тепло и умно написанный, а грузинский поэт Цагарелли прочитал свое стихотворение на грузинском языке, затем под аккомпанемент оркестра труппа запела по-грузински многолетие, вся публика встала и обратилась к моей ложе, — многолетие, по требованию, было повторено». Вначале шло «Доходное место», второе действие на грузинском языке. Александру Николаевичу понравилось исполнение ролей. Потом были показаны две небольшие пьесы грузинских авторов, особенно запомнилось Островскому очень интересное бытовое представление из грузинской крестьянской жизни.
Тепло чествовали Островского и в Тифлисском театрально-драматическом кружке, который давал для него «Не в свои сани не садись». На ужине в его честь Александр Николаевич сказал: «Я от души благодарю вас за искреннее сочувствие к моей литературной деятельности, но вы преувеличиваете мои заслуги. Па высокой горе над Тифлисом красуется великая могила Грибоедова, и так же высоко над всеми нами парит его гений. Не мы, писатели новейшего времени, а он внес живую струю жизненной правды в русскую драматическую литературу». По приезде в Тифлис Островский, осматривая город, побывал на Мтацминде (Святая гора), где рядом с церковью св. Давида похоронен Грибоедов.
Михаил Николаевич был занят служебными делами, а его старший брат знакомился с историей, культурой, искусством Грузии, встречался с артистами, композиторами, учащейся молодежью. Он восхищался мелодиями народных песен, национальной самобытностью культуры грузинского народа, имеющего столько общих традиций и взаимных симпатий с русским народом. Островский воочию мог убедиться, что имя его столь же любимо в Грузии, как и в России.