Кепки с твердыми козырьками начали пользоваться популярностью у мужчин и подростков, принадлежащих к рабочему классу, в конце 1880-х годов. До этого все носили на голове особую разновидность котелка, что подчеркивается в «Пост», вышедшей во вторник, 19 мая 1891 года. В газете сообщалось, что из канала в Солтли выловили тело мертвого старика, и прямо указывалось, что он «явно принадлежал к рабочему классу», так как на нем был темно-синий сержевый костюм, вельветовые брюки, ботинки на шнуровке и котелок. Однако к тому времени котелки стремительно теряли свою популярность среди молодых выходцев из рабочего класса, и на страницах «Пост» появлялось все меньше упоминаний о них. Члены бирмингемских уличных банд быстро подхватили моду на кепки – поэтому их и прозвали «острыми козырьками». Происхождение этого прозвища подтверждается терминами «козырьки» и «из козырьков», которые порой применяли к хулиганам из Бирмингема, как, например, в газете «Пост», вышедшей в четверг, 18 января 1900 года. Одним из таких «козырьков» был мой прадед по отцовской линии, которого звали Эдвард Деррик.
Мелкий бирмингемский преступник Чарльз Боутон в 1891 году. У него на голове котелок – шляпа, которая теряла популярность среди молодых работяг.
Он родился в 1879 году, воровал и был жестоким и достойным всяческого осуждения человеком. Он носил прозвище «Бродяга» и вел преступную жизнь, как и его дедушка Джеймс. Тот родился в Корке около 1797 года и, возможно, принимал участие в битве при Ватерлоо в 1815-м, так как в гренадерском полку, сражавшемся в знаменитой битве, положившей конец Наполеоновским войнам, числился некий Джеймс Деррик. Как бы то ни было, к 1841 году Джеймс был записан во время переписи как торговец гончарными изделиями, который жил в Билстоне с ирландским семейством Уильями Кейси. Вскоре после этого он женился на Элизе Хеннесси, которой было около шестнадцати лет. Их брак продлился недолго из-за связей Деррика с преступным миром.
В 1849 году Джеймса приговорили к трем месяцам каторжных работ в тюрьме графства Стаффорд за «кражу железа из угольной шахты». Еще через год на этот приговор снова обратили внимание, когда Джеймса признали виновным в краже медных вкладышей из шахты в Седжли и приговорили к ссылке в Австралию. Джеймса Деррика отправили в тюрьму Миллбанк в Лондоне, а затем в тюрьму Шорнклифф в Кенте. В журнале последней за 1851 год он описан как мужчина хлипкого телосложения с темными волосами и серыми глазами. Он был невысоким, всего 5 футов 4½ дюйма[2], худосочным, с большими тонкими ушами и широкими ноздрями. Большой палец на его правой руке был сломан, а кожа на лице изъедена оспой – видимо, Деррик болел ветрянкой или другой неприятной болезнью. Имея жену и трех детей и будучи католиком, Джеймс не умел ни читать, ни писать. Он был чернорабочим, но, как ни странно, ему дали хорошие рекомендации.
Джеймс провел в Шорнклиффе почти шесть месяцев, но после этого его не сослали, а перевели в Дартмур, что в Девоне, и в 1855 году выпустили на поруки. Похоже, он поддерживал отношения со своей дочерью Бриджит, и через десять лет она указала его как чернорабочего в своем свидетельстве о браке. Более того, она вместе с мужем проживала на Канал-стрит в Вулвергемптоне, где жил и сам Джеймс.
Он умер в 1871 году в Вулвергемптонском работном доме. Своим одиночеством он был обязан не только несчастливой судьбе, но и собственным прегрешениям, ведь Джеймс Деррик почти всегда жил словно бы не в своей тарелке, словно на обочине жизни. Смерть согнала его и с обочины – как нищего, Джеймса похоронили в братской могиле с другими подобными ему бедолагами, не обозначив даже места, где они нашли свой последний приют.
Что же случилось с моей прапрапрабабкой Элизой и ее детьми, когда Джеймса заключили в тюрьму? Вскоре после этого, в октябре 1850 года, ее также приговорили к шести месяцам каторжных работ за воровство, а детей определили в работный дом Вулвергемптонского союза. Моему прапрадеду Джону было шесть. Его мать затем вышла замуж за Уильяма Кейси, так что, возможно, они с Джеймсом не были официально женаты. К 1861 году она осталась вдовой с четырьмя детьми, которым не исполнилось и восьми лет, и перебралась в Уолсолский работный дом.
Интересно, что проведенная в тот год перепись населения учла ее сына и моего прапрадеда Джона Деррика как пятнадцатилетнего юношу, который жил один в доме № 181 по Кок-стрит в Дарластоне и сам зарабатывал на жизнь. Он был шахтером и добывал железную руду. Через десять лет Джон переехал в Бирмингем и поселился на Херст-стрит – рядом с современным Музеем, входящим в Национальный фонд. Работая мастером по обслуживанию телеграфных столбов, он стал жить с Эдвардом Томпсоном и его овдовевшей дочерью Катериной. Через несколько месяцев Джон с Катериной обвенчались в англиканской церкви Святого Андрея в Бордсли и к 1881 году переехали в дом на Моул-стрит в Спаркбруке. С ними жила дочь Катерины от первого брака, их общая дочь Флора шести лет, сыновья Джон девяти лет, Джеймс четырех лет и мой прадед Эдвард, которому было всего два. Вскоре они с Джоном уже встанут на учет в полиции.