— Нет, спасибо. Я не рассказала шерифу Писфулу лишь о своих подозрениях насчет того, что картина написана не Рондой. А не рассказала я об этом потому, что не могу ничего доказать, а Ронда наверняка станет все отрицать.
— Вы считаете, она знала действительную причину вашего желания с ней встретиться?
— Да, — сказала Юджиния после некоторого колебания. — Ронда была явно испугана. Я уверена, она догадалась о моих подозрениях относительно картины. С какой еще стати она стала бы так себя вести?
— Кто знает? Может, она просто неврастеничка или больна шизофренией. Ничего удивительного, если она балуется наркотиками.
— Она не просто нервничала, Сайрус. Она была обозлена и напугана, возможно, боялась, что я ее разоблачу. Я уверена, Ронде что-то известно о Нелли. Может, она даже знает, как Нелли умерла.
— Не надо увлекаться фантазиями. Наверное, она просто воспользовалась смертью Нелли, украла ее работы и решила продать их за любую цену, которую ей предложат.
— Возможно, — сказала Юджиния, но было непохоже, что слова Колфакса ее убедили. — Знаете, Медитэйшн сказала мне, что Ронда может пролежать в больнице два или три дня.
— Вы никогда не сдаетесь, верно?
— Простите?
— Не делайте вид, будто не понимаете. Вы ищете способ заставить меня помочь вам проникнуть в ее коттедж и осмотреть его.
— У меня даже в мыслях нет втягивать вас во что-либо незаконное.
— Так я вам и поверил, — едва заметно улыбнулся Колфакс.
— Ну и?.. — вопросительно подняла брови Юджиния.
— Ладно, я подумаю, — тяжело вздохнул он.
— Знаете, если уж идти на это, то нам лучше сделать все сегодня ночью.
— Нет, сегодня мы ничего делать не станем. Я хочу все как следует обмозговать, чтобы мы не наделали глупостей.
— Но, Сайрус…
Подойдя к дивану, Колфакс наклонился, уперся руками в подушки, чтобы Юджиния не могла ни встать, ни отодвинуться, и вплотную приблизил лицо к ее лицу.
— Не сегодня, мисс Свифт, — прорычал он. Юджиния моргнула, в ее янтарных глазах зажглись искорки смеха.
— Если вы типичный представитель вашей профессии, то частные детективы, оказывается, куда менее решительны, легки на подъем и падки на приключения, чем я думала.
— От ваших идей по поводу решительности и легкости на подъем у меня бегут мурашки по спине. — Сайрус вдохнул запах ее вымытого тела, сразу ощутив, как внутри его все сжалось от желания. Он не без труда заставил себя выпрямиться. — Вечер был долгим, а я уже не так молод и устаю, когда мне приходится вылавливать женщин, с которыми я собирался только посидеть в ресторане. Пора спать.
— Будь по-вашему. — Смешливое выражение исчезло с лица Юджинии, голос ее разом посерьезнел. Она с преувеличенной осторожностью поставила чашку. — Но прежде чем идти спать, я должна извиниться.
— Если вы собираетесь выразить сожаление по поводу того, что из-за вас мы оба промокли, то можете не трудиться.
— Я не о том. — Юджиния взглянула ему прямо в глаза. — Я хочу извиниться за слова, которые произнесла за обедом. О вашей жене. Я не имела права так о ней говорить. Я не жду, что вы простите меня, но мне хочется, чтобы вы знали, как я сожалею.
У Сайруса опять возникло тянущее ощущение в животе, которое он испытал в ресторане, когда Юджиния так страстно и убежденно говорила о любви, чести и верности. Не выдержав ее взгляда, Сайрус отвернулся.
— Вы извиняетесь по той причине, что изменили свое мнение о ней? — спросил он нарочито бесстрастным тоном.
— Мое мнение в данном случае не важно. Вы любили ее, и я не имела права травмировать ваши чувства. Это была непростительная жестокость.
— Зачем же вы тогда это сделали? — поинтересовался Колфакс, глядя на Юджинию через плечо.
— Просто вы напомнили мне о неприятных моментах из моего собственного прошлого. Мои родители развелись, когда мне было четырнадцать лет. Отец тогда преподавал социологию в колледже, у него был роман с одной из выпускниц.
— Понимаю.
— Развод сам по себе достаточно неприятное событие. Но еще хуже было выслушивать объяснения, когда отец пытался представить дело так, словно от развода всем стало лучше.
Сайрус невольно вспомнил, с каким отвращением воспринимал Рик объяснения Джейка Таскера по поводу его ухода из семьи.
— Да, я понимаю, что вы имеете в виду.
— Отец устроил все так, что сообщать нам о разводе пришлось не ему, а маме. Он заставил ее взять все на себя. Но я в один прекрасный день отправилась к нему в офис и спросила его, зачем он это делает. Я сказала ему, что он нам нужен. Я умоляла его остаться. — В голосе Юджинии теперь звучало отвращение к себе. — Он долго нес всякую ахинею насчет того, как люди меняются, становятся чужими, а каждый обязан заботиться о собственном счастье. Каждый человек должен самореализоваться, это его обязанность перед самим собой. Дескать, я вырасту и тогда пойму.
— Ну и как, вы поняли?
— Разумеется, — слабо улыбнулась Юджиния. — Но чтобы разобраться в этом, мне не потребовалось ждать, пока я стану взрослой. Я все поняла уже в офисе отца.
— И что же вы поняли?
— Что мой отец — слабый человек, ему не хватает чувства собственного достоинства, он не может хранить верность другому человеку и не способен брать на себя серьезные обязательства по той простой причине, что у него отсутствует чувство ответственности перед другими. И еще я поняла, что в серьезных вещах на него нельзя положиться.
— Все это вы поняли сразу? — спросил Сайрус, чувствуя в словах Юджинии застарелую боль.
— Да. В тот момент я была зла, обижена, но мне следовало держать себя в руках. Ради мамы. У нее и без того проблем хватало, ей требовалась моя помощь. Я не хотела еще больше осложнять ей жизнь. И потом, мне следовало быть сильной ради брата и сестры.
Слушая ее, Сайрус подумал о том, что и сам он уже в раннем возрасте осознал свою ответственность за деда и бабушку Он был нужен им и всегда старался вести себя так, чтобы не доставлять им неприятностей, они и без того пережили слишком много горя.
— У меня было то же самое с моими дедушкой Бо и бабушкой, — сказал он. — В какой-то момент самоконтроль становится второй натурой.
— Странно, но сейчас, когда я вспоминаю о прошлом, мне почему-то жаль отца. Трудно все время сердиться на человека, который просто оказался слабым в очень важных вещах.
Сайрус вспомнил Кэти — чудесную, хрупкую, слабую Кэти.
— Гнев способен уничтожить человека. Когда вы обращаете его на кого-то другого, нужно быть осторожным.
— Да. В офисе отца я поклялась: чем бы мне ни пришлось заниматься в жизни, я никогда не позволю себе проявить слабость вроде той, которую проявил он.
— Значит, вы стали сильной.
— Некоторые люди считают, что я даже несколько переборщила, — поморщилась Юджиния.
— Кто именно?
— Помимо прочих, кое-кто из моих бывших приятелей-мужчин.
— Слабаки весом в девяносто фунтов. Угадал?
— Пожалуй, — улыбнулась Юджиния, но улыбка тут же погасла. — А как вы стали сильным?
— Почему вы думаете, что я сильный?
— Чувствую. Вы излучаете силу и мощь, как древнее стекло.
Спокойная, убежденная интонация вызвала у него странное ощущение, похоже, их с Юджинией беседа повернула в какое-то неожиданное русло. Сайрусу никогда не доводилось так говорить с женщиной, ему вообще никогда не приходилось говорить с кем-либо о таких вещах.
— Вы прямо как Медитэйшн Джоунс, — пробурчал он. — Того и гляди начнете говорить всякую чушь про ауры.
Юджиния подтянула колени к груди и оперлась о них подбородком. Глаза ее превратились в два глубоких золотистых озерца.
— Вы сами устанавливаете правила и живете по ним, не меняете их, когда следование им причиняет вам неудобства. Для этого требуется сила.
— Правила?
— Кэти предала вас, но она была вашей женой; — сказала Юджиния, не отводя взгляда. — Вы чувствуете себя обязанным отомстить за нее, следуете собственному кодексу, хотя кое-кто, наверное, счел бы вас просто упрямцем, одержимым навязчивой идеей.